Избранное

Скрытая насмешка превратилась в деликатную озабоченность, девушка даже подошла ко мне поближе, готовая как-то помочь, но неизвестно почему, мне все еще было досадно. И в самом деле, бог знает по какой причине, но я чувствовал себя обиженным — быть может, из-за сюрпризов, которыми встретил меня этот дом (а я не люблю сюрпризов), а возможно, мне с моим проклятым ростом было просто неуютно в этой маленькой опрятной комнатке. И я стоял столбом, пытаясь подтянуть чересчур короткие рукава своего пальто.

— Ну, раздевайтесь, — сказала девушка. — Здесь тепло.

Взяв у меня пальто, она вынесла его в прихожую, а я присел на краешек старого венского стула. Девушка не возвращалась. Наверное, задержалась нарочно, чтобы дать мне время освоиться. Я оглядел комнату. Кушетка, покрытая темно-коричневым одеялом, стол с книгами и тетрадями, уложенными аккуратными стопками, два стула. Темная полированная гитара с перламутровыми точками на грифе лежала на кушетке. На окнах — пестрые занавески, придававшие всей обстановке веселый, даже немного легкомысленный вид.

Девушка вернулась. Переложив гитару, она присела на кушетку. Нужно было что-то сказать, завязать какой-то разговор, но я никак не мог решиться. Трещал суставами пальцев и время от времени искоса поглядывал на хозяйку комнаты, вернее, на ее волосы — буйные медно-рыжие пряди пламенеющей короной венчали маленькое нежное лицо и спадали на узенькие плечи. Ощутив на себе мой взгляд, она подняла голову.

— Остальные скоро придут?

— Скоро. Я думал, они уже здесь.

— Вы рабочий?

— Нет.

— Студент?

Я кивнул, нахмурившись. Всевозможные расспросы исключались нашими правилами поведения, ответы — тоже. Мне захотелось напомнить об этом девушке, но она улыбнулась, и эта улыбка сковала мне язык.

— Я, кажется, нарушила правила конспирации, — сказала она весело. — Я тоже студентка. Второго курса… По крайней мере скажите, как вас называть.

— Петр. А вас?

— Ануша. Это мое настоящее имя, в отличие от вашего. Но если уж вы у меня в доме, какой смысл скрывать?..

Таков был наш первый разговор с Анушей. Один за другим пришли и остальные четверо. Ануша молча пожала им руки, только глаза ее с жадным любопытством вглядывались в их лица — может быть, кто-то уже рассказывал ей о работе группы… Она натянула пальтишко, повязалась косынкой и подошла к окну.

— Я буду в сквере напротив, на той скамье под акацией. А кто-то из вас пусть станет здесь, у окна. Если я махну платком, выбирайтесь отсюда.

— Чего там махать, — хмуро заметил Михо, командир пашей пятерки. — Каждый дурак поймет. Оботрешь себе лоб или губы, понятно?

Такой уж был этот Михо — прямой и резкий, как остро отточенный нож. Все мы почувствовали себя неловко. Ануша слегка улыбнулась, пожала плечами и вышла из комнаты.

* * *

С того дня начались наши встречи у Ануши. Собирались мы у нее почти каждую неделю, обычно под вечер, после того как наши парни кончали работу, но только когда ее отец и брат бывали в поездках.

С Анушей мы подружились быстро. Она оказалась человеком с открытой душой, держала себя просто и мило, как добрый товарищ; и мы, вначале неуклюжие и скованные в ее присутствии, вскоре почувствовали себя свободнее. Уже во время второй или третьей встречи она выговорила Симо, что он небрит, пришила пуговицу на его пальто и спросила Михо, приходилось ли ему когда-нибудь смеяться — ну хотя бы во сне! Улыбнувшись, Михо сказал в ответ что-то не слишком остроумное, а Ануша тут же заявила, что ему необходимо что-то сделать со своей физиономией, если он не хочет бросаться в глаза мирному населению, а также полиции… Шутила она по любому поводу, даже когда речь шла о вещах серьезных, и словно бы не сознавала опасности, подстерегавшей всех нас. Свои обязанности Ануша исполняла легко и спокойно, будто всю жизнь только тем и занималась, что предоставляла свою квартиру кандидатам на виселицу, да еще и охраняла их. Ни разу мы не видали, чтобы она хмурилась, делала свое дело с оглядкой, играла в конспирацию.

— Правильная девчонка, — сказал как-то раз Георгий, пользовавшийся, несмотря на маленький рост, репутацией сердцееда, потому что, единственный среди нас, уже имел подружку. — Не вертихвостка какая-нибудь, нет в ней этой бабской чепухи… Наша девушка.

Мы были согласны с этой оценкой. Конечно, наша девушка, а как же! Лишь одно нас смущало и заставляло стесняться своих жеваных брюк: очень уж хороша была Ануша… Это белое личико, нежное, как нарцисс, эти неожиданно темные брови и под ними — два смеющихся синих солнца, в которые никто из нас не смел посмотреть! Эта улыбка, от которой мы таяли и становились как дети…