Избранное

Пока Иоселе крадется на цыпочках между койками соседей, Трайна успевает все это вспомнить. Каждое движение мужа отдается у нее в сердце, но пойти навстречу — ни за что. Вот оступился. А вот он уже у ширмы. Трайна переводит дыхание.

— Добрый вечер! — опустив глаза, тихо говорит он.

— Добрый вечер! — еще тише отвечает она. — Есть хочешь?

— А ты?

— Так…

Иоселе выходит за ширму помыть руки и тихо возвращается. Трайна подает ему полотенце. На краю столика его уже ждет ломоть хлеба, соль и извлеченная из-под подушек похлебка.

Иоселе сидит на своей кровати, на которую свалена вся постель. Трайна — на своей, рядом с луком… Едят они медленно и, как все молодожены, переговариваются взглядами в то время, как языки заняты разговором о заработке.

— Ну, что слышно?

Иоселе вздыхает.

— Три ученика уже есть.

— Значит, все-таки меламедом будешь? — с грустью спрашивает Трайна.

— Придется…

— Слава богу и за это, — старается она утешить и себя и мужа.

— Слава богу! — вздохнув, повторяет он за ней. — Но это ведь только сто двадцать рублей.

— Ну, и что же ты вздыхаешь?

— Вот, подсчитай! Одна квартира стоит рубль в неделю, двадцать шесть рублей за сезон. А у меня еще долги… За свадьбу не рассчитался…

— Что? — спрашивает она удивленно.

Иоселе улыбается.

— Глупенькая, ты в самом деле думаешь, что отец мог сделать больше, чем обещать?

— И что же получается?

— Долги составляют рублей двенадцать, — продолжает он расчеты, — вот уже тридцать восемь, сколько же остается на еду?

— Кажется, восемьдесят два, — подсчитывает Трайна.

— На двадцать шесть недель…

— Ну и что же? Больше трех рублей в неделю!

— А дрова, свечи… — говорит он с грустью. — А про субботу и праздники ты забыла?

— Бог милостив, — утешает она его. — Я тоже могу немного заработать. Вот луку накупила. Яйца сейчас дешевые, накуплю и подержу несколько недель, авось кое-что перепадет. Дрова, свечи, ну подумай, сколько они стоят… Чепуху… Какой-нибудь рубль в неделю… Видишь, даже остается…

— А суббота? А праздники? Что ты говоришь, дитя?

Слово «дитя» прозвучало так мягко, так сердечно, что Трайна заулыбалась.

— Оставим расчеты на завтра. Помолись. Пора спать. — Она конфузится, опускает глаза и, деланно зевая, говорит как бы в свое оправдание: — Ты так поздно приходишь…

Иоселе нагибается к ней через столик.

— Глупое дитя, — шепчут его губы, — я ведь нарочно прихожу поздно, чтобы нам вместе поужинать… Неловко же… Сама понимаешь, меламед ведь я…

— Ну, помолись же, помолись, — повторяет она, совсем спрятав глаза под ресницами.

Иоселе тоже закрывает глаза. Ему хочется помолиться по-настоящему. Но против воли он смотрит на жену. Опущенные веки все же оставляют щелочку, сквозь которую он видит Трайну в удивительно красочном освещении, он не может оторвать от нее глаз. Его охватывает жалость: «Как она устала!»

Иоселе видит, что Трайна устраивается повыше на постели, прислоняется головой к стене.

«Она так уснет, — нервничает Иоселе. — Почему она не взяла подушки?» Прерывать молитву не полагается. Он может только промычать: «Гм…»

Трайна не слышит. Йоселе наскоро читает молитву, поднимается из-за стола и стоит, не зная, что дальше делать.

— Трайна! — зовет он, но так тихо, что его голос не может ее разбудить. Шаг — и он склоняется над ней. На ее лице счастливая улыбка… Видно, снится что-то приятное… А как хороша ее улыбка… Жалко будить… Но ведь у нее голова заболит… А какие волосы у нее были, — он видел их на помолвке, — черные, длинные… Теперь бритая… Чепчик прошитый, тоненький, с дырочками… Очень милый… Тоже будто улыбается!

Разбудить все-таки придется! Иосл еще ниже склоняется над женой, с жадностью втягивает в себя ее дыхание… Его влечет к ней, как магнитом… Невольно он касается ее губ своими.

— А я и не спала вовсе, — неожиданно произносит Трайна, открыв лукаво смеющиеся глаза. Она обнимает мужа за шею и привлекает к себе. — Ничего, — ласково, с необыкновенной нежностью шепчет она ему на ухо, — ничего, бог милостив, поможет… Ведь это он нас свел… Он не оставит нас… Будут и дрова и свечи. Заработок найдется… Все будет хорошо… Очень хорошо… Правда, Иоселе, правда?

Иосл не отвечает. Он весь дрожит.

Трайна чуть отстраняет его от себя.

— Смотри на меня, Иосл, — вдруг требует она.

Иослу хочется исполнить ее желание, но он не может.

— Батлен[35], — говорит она мягко. — Все еще не привык, да?

Он пытается спрятать голову на ее груди, она не дает.

— Чего ты стесняешься, батлен? Целовать можешь, а смотреть — нет?

Он хочет поцеловать ее; она уклоняется.

— Ну, прошу тебя, посмотри на меня!

Иосл заставляет себя поднять веки; но тут же снова опускает их.

— Прошу тебя, — говорит она еще нежнее, еще мягче.

Иосл смотрит. Теперь она опускает глаза.

— Скажи-ка только правду, прошу тебя, я красивая?

— Да! — шепчет Иосл, и она ощущает на себе его горячее дыхание.

— Кто тебе сказал?!

— Сам вижу! Ты королева, настоящая королева!

— А скажи мне, Иосл, ты всегда… всегда будешь таким?

— Каким таким?

— Я хотела сказать, — голос ее дрожит, — так добр ко мне…

— А как же?

— Так сердечен?

— Как же иначе?

— Всегда?

— Всегда, — заверяет он ее.