Избранное

— Увы, «История» пропала в Ханое. Я очень тогда сокрушался. Но «Троецарствие», к счастью, осталось в загородном доме, и его я привез. Если бы и эта книга погибла, мы, наверно, умерли бы с тоски. — Хоанг затянулся сигаретой, стряхнул пепел и продолжал: — Я спросил, нравится ли тебе «Троецарствие» потому, что у нас вошло в привычку каждый вечер читать его перед сном. Но если ты предпочитаешь беседовать, мы не станем сегодня читать, а просто поговорим. Это тоже доставит нам удовольствие.

Будучи гостем, я, разумеется, просил супругов не нарушать обычай.

— Ну, если ты разрешаешь, — обрадовался Хоанг, — мы почитаем, пока спать не захочется. Только боюсь, ты очень сегодня устал и скоро уснешь, а свет тебе будет мешать.

Я ответил, что в типографии мне приходилось спать при свете, да еще под грохот машин, а здесь, в мягкой теплой постели, я, конечно, так крепко засну, что пушками не разбудишь, хоть над самым ухом стреляй.

Хоанг рассмеялся своим рассыпчатым, гортанным смехом, будто в горле у него кудахтала курица.

— Ну тогда будем читать. Жена, давай сюда книгу!

Женщина подошла к шкафу и сняла с полки толстенную книгу в добротном переплете с кожаным корешком.

— Кто из нас будет читать? — спросила она мужа.

— Читай ты, — отозвался Хоанг.

Госпожа Хоанг поставила лампу на ночной столик, разделась и легла рядом с сыном, давно уже забравшимся под одеяло.

— Где же мы вчера остановились, — проговорила она, припоминая. — Кажется…

— Это не важно, — нетерпеливо прервал Хоанг. — Прочти-ка нам, как Цао Цао разгромил войска Гуань Гуна.

Женщина нашла нужную страницу и принялась читать приятным мелодичным голосом.

— Ну что? — осведомился спустя некоторое время Хоанг. — Как ты находишь, талантлив Цао Цао?

— Да, говорят, талантлив… — неопределенно отозвался я, не желая углубляться в разговор.

— Он очень талантлив, очень!.. Это самый талантливый полководец во всем Троецарствии! И откуда только такие берутся!

Чтение продолжалось. Хоанг внимательно слушал, куря сигарету. Время от времени он хлопал себя по бедру, восклицая:

— Вот уж действительно талант! Такое и представить себе невозможно! Ай да Цао Цао!

1948

Перевод Е. Глазунова.

В ДЖУНГЛЯХ Фронтовой дневник

19.10.47. На большой дороге, примерно в трех километрах от нас, изредка слышится гул моторов. Там проходит вражеская техника. Население покинуло эти места, попряталось в труднодоступных горных районах. Не закричит петух, не промелькнет человеческая фигура. Молчит заброшенная водяная мельница. Не слышно трещоток, которые обычно надевают на шею пасущимся на воле буйволам. Монотонное журчание стремительного ручья, кажется, только усиливает впечатление окружающего нас безмолвия.

В нашей работе по транспортировке и укрытию оборудования и припасов наступила короткая пауза. Три дня подряд мы до изнеможения таскали на себе грузы. Вчера так и заночевали в джунглях. Проснулись утром: открытые места на теле у всех сочились кровью от укусов — лесные пиявки!

Но нам было не до пиявок. Тут же, возле потайного склада, устроили четвертьчасовое экстренное совещание (необходимости в долгих дискуссиях никто не испытывал), на котором все решилось быстро и просто: основная часть нашего учреждения немедленно отправлялась на заранее подготовленную отдаленную базу. Небольшая группа из трех человек (Ань Ты, Кханг и я) оставалась, чтобы продолжать действовать в этих местах, но уже по новой программе.

* * *

Решение принято, мы стали готовить рюкзаки, чтобы подняться к манам. Этот горный народ для нас пока неведомый мир. Пробовали узнать про обычаи манов от их соседей — тхо, деревни которых почти примыкают к поселениям таинственного племени. Но даже из стариков народа тхо мало кто бывал в манских деревнях. За исключением местного уполномоченного от патриотического фронта, человека, свободного от предрассудков межплеменной розни, нередко бывавшего у манов, все знакомые на наши расспросы реагировали одинаково — ответы выражали одновременно чувства страха и презрения: «Маны?.. О-о!.. Они едят и спят прямо на земле, не как все люди. На теле полно вшей, а в доме у них ползают змеи. Лопочут по-своему — не разберешь. Всегда себе на уме. К ним лучше не ходить — живым назад не воротишься!..»

Ань Ты, в задачу которого входило подыскать удобное место для типографии, уже поднимался к манам. Он жестом указал на гору с немыслимо крутым склоном. Ничего похожего на дорогу или хотя бы тропу. И полное безлюдье вокруг. Лишь еле приметные следы в густой траве да на опавших листьях будут нашими единственными и ненадежными ориентирами. Нигде ровного места, хотя бы шириной с лезвие ножа, чтобы можно было сесть и перевести дух. Сплошная отвесная стена. Шесть километров нам ползти вверх и чиркать носом о «дорогу».