Избранное

Итак, Цэрэнбадам принял решение. О нем он оповестил в ближайшем храме богов, много раз простираясь перед ними ниц, и на сердце у него стало легче. А потом смешался с толпой верующих между восемью златоглавыми колоннами на паперти великого храма. В центре его возвышалась статуя Будды, опирающаяся на спинку пьедестала, обтянутую парчой. Перед статуей лежало жертвенное печенье. Справа и слева на скамьях сидели облаченные в шелк и парчу хамбы и цорджи[28], в свете лампад поблескивали их жезлы и колокольцы. С западных и восточных стен храма грозно взирали на людей огромные, с котел, глаза шестнадцати богов буддийского пантеона. Несколько сот лам приготовились к богослужению. Цэрэнбадам только хотел занять свое старое место на самой нижней скамье, как к нему подошел служитель храма Бэрээвэн-номун-хана и сказал:

— Ваши возвращаются домой и просят вас прийти поскорее.

«Что за спешка?» — никак не мог взять в толк лама. Гулба собирался пробыть в монастыре до окончания праздника. Он накоротке сошелся с Бэрээвэн-номун-ханом, одним из известных лам Цэцэнханского аймака Халхи. И вдруг внезапный отъезд? Уж не произошел ли снова скандал, как с Джонон-ваном? Впрочем, это была лишь догадка. Когда он пришел, гулба, запрягавший лошадь, сердито сказал:

— С ног сбились, разыскивая тебя.

— Почему вы так спешите, гулба?

— В хошун прибыл представитель народного правительства и срочно вызывает нас.

— Зачем?

— Почем я знаю? Может, хотят нас на родину отправить, а?

Из дома Номун-хана вышла Хандуумай, за ней — Балджид. Их провожал сам хозяин.

— Поезжайте с миром! Все обойдется, я буду молиться за вас.

— Мы вам так благодарны, что трудно выразить словами, — затараторила Хандуумай. — На следующий год непременно приедем к вам на Цаган-сар. — Она говорила, позвякивая украшениями, лукаво и кокетливо, забыв о своем возрасте, поглядывая на Номун-хана. А Номун-хан, человек мужественного вида, скорее похожий на воина, нежели на ламу, заученно звучным голосом обратился к гулбе:

— Гулба Дунгар, я буду молиться за вас.

Дунгар снял шапку, низко поклонился в ответ, сгибая короткую бычью шею.

— Да исполнятся ваши пожелания, мудрый лама, великий хутухта! Желаю вам здравствовать много лет.

Выразив надежду на встречу в будущем, семейство гулбы тронулось в путь. Когда они выехали из монастыря на тракт, ведущий в Хангай, лама с видом провинившегося ребенка попросил гулбу остановиться.

— Мне вовек не забыть все то доброе, что сделали для меня вы, уважаемый Дунгар, и вы, уважаемая Хандуумай! И я буду за вас молиться до самой смерти. Желаю вам счастливо добраться до дому, — сказал он.

— Что-что? — не понимая, в чем дело, переспросили его супруги.

— Я решил навсегда остаться в монастыре, посвятить себя служению богу.

— Хотите стать настоятелем в главном храме Бэрээвэна? — насмешливо предположил Дунгар.

— Нет. Я, одинокий, прилепился к вам и жил при вашей поддержке. Пришло время стать самостоятельным. Но я не намерен сидеть на одном месте. Совершу паломничество в монастырь Богдо, Эрдэнэ-дзу и другие монастыри.

— Почему бы вам не вернуться домой? — всхлипнула Балджид.

— Бэрээвэн-номун-хан обещал открыть для нас, бурят, свой монастырь, — свысока сказала Хандуумай. — Подумайте, как стать ученым ламой, чтобы служить потом в собственном храме.

Гулба достал кошелек и дал ламе несколько тугриков.

— Паломники путешествуют нищими, знаю. Много вам не надо. Оставайтесь, но, если вам придется туго, вспомните о нас.

И они тронулись в путь втроем, так как бэйсе уехал раньше, а лама остался. Вслед им из главного храма неслись звуки барабанов и труб.

5

Уполномоченный народного правительства Очирбат застал в управлении хошуна Джонон-вана полное запустение. Посреди маленького поселка на южном берегу реки Хурх, покрытом выгоревшей от солнца травой, стояло несколько юрт. Очирбату удалось разыскать лишь старика за́лана[29]. Он важно восседал, скрестив ноги, на тюфяке из телячьей шкуры, в своей старой, насквозь прокопченной юрте, а перед ним на столике стоял пузырек с тушью и лежала кисть для письма. Круглые китайские очки придавали сухому, сморщенному старичку ученый вид. Он внимательно изучил мандат, выданный Очирбату от имени народного правительства, и возвел глаза к небу, словно понимая, что Очирбат и есть тот человек, который займет место Джонон-вана.

— Сейчас в управлении никого нет, ни самого вана, ни туслакчи, ни захирагчи. Бурятский нойон Дунгар поехал в монастырь Бэрээвэн. По правде говоря, все дела у нас тут заглохли, один я остался, да и то больше для охраны юрт.

— Можете вы вызвать в управление вана и бурятского нойона?

— Нойон Дунгар, я уже сказал, на богомолье, его легко вызвать, а ван занемог после попойки. Наши нойоны издавна к спиртному приохотились.

«А вас семейные заботы одолели — не до государственных дел», — грустно подумал Очирбат, вспомнив ватагу ребятишек, игравших возле юрты.

— Значит, договорились, вы вызовете этих людей?