Избранное

— А теперь разве нету справедливости? — спросил Инокентие Молдован, получивший пять югаров земли.

— Пока еще нету. Сейчас только начало справедливости, — сурово, с глубокой верой произнес Тоадер Поп. — Я получил три югара, а мы с Софией можем обработать восемь, и хорошо обработать. Ты получил пять, но у тебя двое взрослых сыновей да две дочки, вы восемнадцать югаров можете вспахать и засеять. Так?

— Так.

— Вот видишь?

— Что видишь?

— А то, что пока средства производства не общественные, пока каждый не работает столько, сколько может, и не получает по труду, до тех пор не будет настоящей справедливости, не будет счастья для крестьянина. Нужно создавать коллективное хозяйство.

— Хорошо, хорошо, — заговорил Пэнчушу, несколько уязвленный познаниями Тоадера, которого он всегда считал человеком, вовсе не способным на рассуждения, — хозяйство мы создадим, можешь не беспокоиться. Поноряне в хвосте плестись не будут. Но ты мне объясни, что это за средства, как их там называют?

— Средства производства.

— Вот-вот, средства производства.

— Ну, например, земля, волы, плуг…

— Да неужто земля — это средство?

— А что?

— Земля она и есть земля, и дело с концом…

Прошло несколько часов, прежде чем удалось убедить Пэнчушу, что земля может быть средством производства, и доказать Инокентие Молдовану, что есть более справедливая справедливость, чем его пять югаров.

К Филону Герману и Тоадеру Попу, видевшим в коллективном хозяйстве воплощение справедливости и счастья, о которых они мечтали десятки лет и добивались всю жизнь, к Пэнчушу, уверенному в том, что в коллективе наконец-то оценят его ум, и к Инокентие Молдовану, убежденному, что если партия, которая дала ему землю, говорит, что в коллективном хозяйстве будет лучше, то так оно и должно быть, присоединились Янку Хурдук с сыном Георге; Ион Мэриан, у которого хотя была земля, но еще больше было ребятишек: он был не глуп и отлично понимал, что для него нет другого средства избавиться от нужды. Через несколько дней явился к ним и Викентие Пынтя, имевший намерение стать председателем коллективного хозяйства, и Иосиф Мурэшан, бывший тогда секретарем партийной ячейки и считавший, что неудобно ему оставаться в стороне от такого дела. Немного позже, ища свою правду, присоединились и Ион Боблетек, которого родной брат «пустил по миру», и Иоаким Пэтру, которого никто не спросил, чего он ищет в коллективном хозяйстве, да и сам он не чувствовал необходимости говорить об этом. Присоединились и другие.

Пока шли разговоры о средствах производства и общественной собственности, все протекало гладко, без особых задорин. Крестьяне прислушивались да покачивали головами, приговаривая: «да», «нет», «ишь ты!» Но когда дошло до дела, все осложнилось. Некоторые говорили Филону Герману прямо в лицо:

— Большую справедливость оставь себе, с нас и маленькой хватит.

— Землю не отдадим! — заявляли другие.

Шопынгэ, лихой танцор и умом не обижен, заранее ухмыляясь своей шутке, воскликнул:

— А вы принимайте без земли, мы все вступим!

К всеобщему удивлению, громким басом ему ответил вечно молчавший Хурдук:

— Ну и дурень же ты, Шопынгэ! Испеки-ка мне ватрушку без творога!

Против поборников коллективного хозяйства выступали столь же яростные его противники. Наиболее рассудительные крестьяне помалкивали и выжидали, к чему же приведут эти разговоры, конца которым нет и не будет.

Целый год тянулся спор, а рассудительные крестьяне, молча стоявшие в сторонке и пережевывавшие, как жвачку, все, что говорилось во весь голос и той и другой стороной, так и не могли решить, кто же прав. Они только удивлялись, что число приверженцев коллективного хозяйства мало-помалу растет. Примкнул к ним Аугустин Колчериу, окончательно разругавшись со своим отцом Георге Колчериу, с тем самым, что ездил в Америку, потом Траян Испас и его жена Ирина, которая была в то время председателем сельсовета, вслед за ними Аурел Молдован, владевший доброй землей в долине и считавшийся на селе хорошим хозяином и человеком толковым, примкнули к ним и Герасим Молдован и еще пятнадцать семейств, носивших эту же фамилию. К лету 1950 года стало ясно, что в селе Поноаре будет создано коллективное хозяйство.