Избранное

С плетеной корзиной и картонным чемоданчиком в руках она долго тыкалась туда-сюда по вокзалу, пока наконец не нашла вагон второго класса. До сих пор ей не приходилось еще путешествовать во втором классе. Было первое число, так что людей набилось видимо-невидимо. Решительные курортники, явившиеся пораньше, с высокомерной самоуверенностью расположились на зеленых бархатных диванах; те, что припозднились, за каждую пядь свободного места чуть не дрались. Многие стояли в проходах. Тут же приткнулась в уголке и Илона. Корзину она поставила на пол и, когда поезд, свистя и лязгая, тронулся, села на нее.

На Илоне была шляпа и черное платье искусственного шелка. Нельзя сказать, чтобы она чувствовала себя плохо, разве что было чуть-чуть жарковато. Она то и дело вытирала со лба капли пота. Потом вдруг возник Балатон, яблочно-зеленый среди крохотных красных вилл, и дохнул на нее своим освежающим дыханием. По озеру медленно скользили разноцветные паруса. В половине одиннадцатого она была уже в Балатон-Н…, вышла из вагона и зашагала к «Сирене».

Искать ей почти не пришлось. «Сирена» была центром и душою курорта. Аккуратный трехэтажный особняк, в котором располагалась гостиница, высился прямо на главной площади. Рядом с ним, на открытой, заставленной цветами террасе, еще завтракали любящие поспать курортники. Несколько господ полулежало в шезлонгах. Женщины в юбках-панталонах зевали и курили сигареты.

Илона со своей кладью поднялась на террасу ресторана. Там ей объяснили, что сперва нужно явиться в контору курорта, получить комнату. Спотыкаясь, она пересекла какую-то лужайку, вошла во двор, где увидела столы и скамьи с ножками буквой «х», цыплят и гусей, ведра и лохани, и наконец попала в длинный, сложенный из кирпича коридор. В самом его конце находилась контора.

Илона постучала, но никто не ответил. Она отворила дверь. В узкой и темной неубранной комнате толстый молодой брюнет диктовал что-то машинистке. Горела электрическая лампа.

— Извольте подождать, — сказал он.

Илона подождала, потом протянула ему конверт. Толстый брюнет взял конверт, но тут его позвали к телефону, он долго кричал в трубку, потом сердито выговаривал за что-то барышне-машинистке, убежал и вернулся лишь через полчаса. Опять стал звонить по телефону, давал распоряжения, диктовал на машинку письма. Время от времени, успокаивая, бросал Илоне:

— Сию минуту.

Без четверти час он прочитал ее письмо. Кивнул.

— Да-да, «Улыбка»… «Улыбка». Гм, куда же?.. — раздумывал он вслух. И вдруг твердо, как не подлежащий обжалованию приговор, объявил: — «Петефи».

Отдыхающие в Балатон-Н… при слове «Петефи» пугались не меньше, чем несчастные революционеры в царской России при слове «Сибирь», — они-то знали, что гостиница «Сирена» дала имя величайшего венгерского поэта жалкой пристройке, печально известной по всей Венгрии своими немилосердно скрипучими кроватями и изъеденной древесным жучком мебелью. Илона, разумеется, ничего об этом не знала. Слуга проводил ее в «Приют Петефи». Вещи нести не помог, решил, что донесет и сама: сразу почуял, кто она есть. Подойдя к «Приюту Петефи», ткнул в него пальцем:

— Вот здесь.

Илона получила комнату на втором этаже. Здесь была выкрашенная светло-зеленой краской кровать, стол, накрытый белой скатертью, бутылка воды, два чистых опрокинутых стакана, шкаф, умывальник и вешалка. Она повесила на вешалку плащ. Выпила стакан воды. Села на застланную кровать и вздохнула. У нее болела голова. Тут ей вспомнилось, что она нынче еще не ела. Взяв книжечку с талонами, она спустилась в ресторан.

На террасе в купальных костюмах обедали отдыхающие. Она заметила позади всех свободный столик и села. К ней тотчас подлетел главный официант и, извинившись, сказал, что столик занят. Илона вскочила и, стоя возле пустого столика, стала ждать, когда освободится какой-нибудь другой. Но столики не освобождались. Гости давно уже выпили кофе, однако продолжали болтать, курили, никто и не думал уходить. Наконец кто-то увел ее с террасы в зал и там указал на крохотный столик неподалеку от задернутого портьерами помещения. Илона изучала меню. Официант — не тот, с золотыми зубами, которого она уже знала, — полистал ее книжечку с талонами, ничего не понял, отошел и, пожимая плечами, передал кому-то еще.

— Это «Улыбка», — крикнул ему старший официант.

— «Улыбка», — пояснил первый официант другому, этот же, как пароль, передал уже третьему официанту: — «Улыбка».

И тотчас на столе появился обед: суп, мясо, сладкое. Всего было столько, что половину она оставила нетронутым. У нее был слабый желудок.

После обеда, раскрыв свой зонтик, она немного прогулялась. Посидела на главной площади, сперва на одной скамейке, потом на другой, и каждый раз, прежде чем сесть, робко спрашивала: «Можно?» Ей удивленно кивали.