Избранное

Герцог Карл Эммануил был рачительным хозяином своей страны. Он был осведомлен обо всем и всегда принимал решения сам. Правда, делал вид, что полностью следует пожеланиям трех своих сенатов — в Турине, в Шамбери и Ницце, но предпочитал сам принимать решения, с которыми сенаты всего лишь соглашались. Главного канцлера в Турине он уполномочил скреплять печатями свои декреты, а законы передавал канцлерам сената на регистрацию, без которой они не могли вступить в силу. От его имени главный канцлер писал послания синьории в Генуе, венецианскому дожу, герцогам в Мантуе, Модене, Урбино и Флоренции, ну а с французами и испанцами герцог переписывался лично, ибо любое постороннее вмешательство могло испортить всю его политику. Савойские канатоходцы славились по всему свету. Карл Эммануил и сам танцевал на веревке, протянутой между Парижем и Эскориалом, и тем самым охранял свою страну от француза, который с превеликим удовольствием насильно оставил бы Савойю без порток и рубах, и от испанца, который с еще большей радостью содрал бы с нее и кожу.

Когда ему доложили о прибытии венецианского курьера месье д’Оржа, который привез главному канцлеру Савойи послание от канцелярии дожа, герцог пригласил господина д’Оржа в свой дворец.

Иржика обрадовало приглашение, ему приятно было познакомиться с этим человеком. Он, как и все, знал, что в свое время в Лондоне Карл Эммануил просил руки юной принцессы Елизаветы, а позже баллотировался на чешский трон у пражских господ директоров. Иржику хотелось собственными глазами увидеть католического владыку, который, хотя и был в хороших отношениях с папой римским, не преследовал вальденсов{147} и чтил завещание своего отца Эммануила Филиберта{148}, который отменил личную зависимость, решив, что его подданные навсегда останутся свободными и вольными, liberi e franchi.

Нрава герцог Карл Эммануил был нежного и тихого. Он восседал не на троне, а за столом с бокалом вина, и гостю тоже предложил испить нектар савойской земли. Он поинтересовался, как получилось, что тот служит Венецианской республике, ведь служба французскому королю — не менее почетна. Иржик поведал всю правду. Он не француз, а чех, и не состоит на службе у венецианцев, а держит путь к чешскому королю, пребывающему в данное время в голландской Гааге. Ему нужна была маска — прикрытие, чтобы пробраться через Миланское герцогство, укрываясь от глаз испанских шпионов.

Герцог улыбнулся:

— Вы правильно поступили, месье, что перестали таиться в Савойе.

Смех герцога был беззвучен, а речь нетороплива и окрашена легкой грустью. Лицо его было почти детским. Сам великий Нострадамус{149} стоял у изголовья его матери Маргариты Французской, ибо роды ожидались тяжелые. Обратившись к светилам, Нострадамус определил, что она счастливо разрешится от бремени ребенком мужского пола. Так оно и произошло, но дитя родилось хрупким, как безвременник на осеннем лугу. Однако мудрость его была безгранична. Наследник престола обучился всем языкам, на которых изъяснялся его отец Эммануил Филиберт, — французскому, испанскому, голландскому и латинскому, но больше всего любил говорить по-итальянски. Когда он взошел на трон, то и его непритязательный двор в Турине начал говорить по-итальянски. Любовь герцога к женщинам была столь же велика, как и его мудрость. Десять детей имел он от супруги Екатерины Испанской, из которых только самый последний умер при рождении, послужив причиной смерти своей матери. Вторично он не женился, но его тайной возлюбленной была Маргарита из Руссильона, и от нее, а также от иных придворных дам, он имел одиннадцать незаконнорожденных детей мужского и женского пола, о которых нежно заботился как любящий отец. Но самым большим его достоинством была любовь к савойской земле, чье могущество он пытался укрепить и защитить на этом небезопасном перекрестке среди бесплодных гор, куда господь бог поместил ее как форпост итальянского народа, раздираемого междоусобицами. Ради усиления мощи Савойи, для которой он тщетно пытался добиться королевской короны, он в свое время претендовал на чешский трон, там, далеко за горами.

Вспомнив о тех временах, герцог сказал:

— Для моей страны оказалось счастьем, что мятежные чешские сословия решили иначе. Они не объяснили, почему не я был избран королем, я узнал это позже и признал их доводы разумными. Хотя я и саксонского рода, но, как и все в моих владениях, говорю по-итальянски и потому не смог бы стать курфюрстом в германской Священной Римской империи. Ну, а как известно, с чешской короной связано курфюршество. По вероисповеданию я католик, и как короля протестантской страны папа отлучил бы меня от церкви. Во избежание этого я, став чешским королем, должен был бы возвратить духовенству отнятые у церкви имения, а в связи с этим многие дворяне, разбогатевшие на конфискациях, снова впали бы в бедность. Их также остановило то, что у меня много отпрысков, законных и побочных, а это требует больших расходов.

Герцог рассмеялся: