Избранное

Была ночь, звездная летняя ночь, когда они расстались. Господин фон дер Фогелау уехал в лагерь у Товачова, господин Таронлог в разгромленный Кромержиж.

Господин фон дер Фогелау потирал руки — полковник Герштенкорн наконец исчезнет с лица земли, Торстенсон поверит, что он был убит уже во время бегства из Оломоуца.

Господин Таронлог радовался тому, что хропыньский бунт будет подавлен и хропыньцы снова пойдут на барщину.

11

Власть пана короля распространялась далеко за пределы хропыньских владений. Он властвовал по всей Бечве вплоть до болот при ее слиянии с Моравой. И на Моштенке. Его воле был послушен Бржест за березовыми рощами, — хотя попик в костеле святого Якуба Старшего метал громы и молнии в своих проповедях, утверждая, что дева Мария кровавыми слезами оплакивает разбойничьи деяния самозванца Ячменька. Жалковицкие жители слушались приказов короля, и киселицкие тоже. Ему подчинялись Заржичи, и Плучиско, что за лесом, Влкош, Кановско и Ржиковице, все там вооружились и отказались работать на барщине. Из Гулина пану королю доносили, что настанет час — и они тоже взбунтуются, вот только залечат раны от пожара, что случился весной нынешнего года, да после жатвы уберется лейб-гвардия, посланная сюда гофрихтером Таронлогом из Кромержижа. Плешовец был с самого начала верен пану королю, в верности поклялись ему и Биланы.

От Плучиско до Поступков расставил пан король по дороге пешие и конные дозоры за шанцами и палисадами, за валами и рвами, и дядюшка Фолтын гарцевал на своей лошадке и объезжал укрепления днем и ночью. До самого Бржеста — между Расиной и бржестским лесом — тянулись валы, на которых стояли дозоры с мушкетами. Дядюшка Фолтын мечтал и о пушках, но их не было даже в Кромержиже. Шведы оттянули их за Товачов и били из них по замку до тех пор, пока он не сдался. Ручьи у Киселовиц и Жалковиц были запружены таким образом, чтобы при наступлении неприятеля можно было все кругом залить. Каждый человек в Хропыни и по всему краю знал, что надо делать, когда на поле выйдут боевые повозки, и где устроить заграждения из этих повозок.

Пан король отправил послание также всацким валахам, призывая их обратить свой гнев, благословенный господом, против антихриста и гуквальдских панов и бить их всеми силами до тех пор, пока вся Моравия не освободится от императорских прислужников. Герцог Коварж послал пану королю в подарок боевой топорик с латинской надписью «Pro verbo Dei et patria!», что означает «За слово божие и за отчизну!».

Дядюшка Фолтын был недоволен королевским письмом к валахам и тамошними подарками, потому что валахи весной, после взятия Кромержижа, нехорошо себя показали в Скаштицах и в Гулине, где спалили шестнадцать усадеб. Но пан король писал, что хотел, и валахов в обиду не давал.

Когда же эти самые валахи однажды ночью привезли в замок воз соли, обувь для крестьян, прибежавших в Хропынь из Оскола босыми, и синее сукно для пана короля, сам строгий генерал дядюшка Фолтын примирился с ними и угостил их в корчме лучшей ржаной водкой.

Из синего сукна портной Индра сшил пану королю панталоны и камзол, потому что хропыньцы не могли смотреть на короля, одетого в деревенскую куртку. Но новые сапоги пан король сшить для себя не позволил, потому что его старые с серебряными шпорами еще были крепкими.

Собравшись писать послания, пан король не обошел своим вниманием и Сенице. Он спрашивал, как живется милым братьям за сеницкими валами. Те ответили, что послушались его мудрых речей и гонят теперь не только шведов, но и императорских солдат. А живется им хорошо.