Избранное

Однажды утром он открылся Гафизе. Рассказал ей при этом о своей тоске по родине, о скорби своих родных и о страдании, которое вовсе незаслуженно стало уделом его юности. Гафиза удивилась, что он, человек, который никогда не сможет стать основателем рода, хочет вернуться на родину, где женщины, конечно, будут преследовать его насмешками, узнавши, что он не мужчина. Гинек сказал, что к женщинам он равнодушен, Его тянет домой так, как, наверное, и ее притягивает аравийская пустыня. Она задумалась, и ее глаза на мгновение затуманились.

Он повторил свою просьбу дважды и трижды. А потом вдруг поцеловал в губы. Этот поцелуй вызвал ужас в ее глазах. Она смотрела на Гинека как на чужого, дерзко ворвавшегося в ее дом.

«Кто ты?» — вопрошали ее глаза. Но при этом они выдавали наслаждение, которое миг назад эта женщина испила с его поцелуем. И в то же время в них был страх. Страх перед тем, как целовал его рот… И тогда она ответила на поцелуй. И обещала, что сделает так, как просил Гинек.

Прошло еще много дней, и еще много раз целовал мнимый скопец мусульманскую женщину.

И вот однажды вечером, когда над Гранадой зажглись крупные звезды южной ночи, которые не разливают свой свет по земле, но как стрелы пронзают сердца людей, вывела Гафиза Гинека, который вооружился мечом, из дворца, провела садами к крепостным стенам, где на ажурных башнях и башенках дремала стража. И под этими стенами в тени деревьев, глубоко вздохнув, показала Гафиза Гинеку низкий свод подземного хода, который, как она сказала, выводит, по словам главного евнуха, к роднику, что бьет в розовых садах султана. Лишь оттуда для султанского дворца во время осады, когда дорога к реке перекрыта, могли брать воду.

Гинек поблагодарил Гафизу. А Гафиза вдруг упала к нему на шею и впервые стала целовать его так, как целует женщина любимого юношу. И он прижал ее к себе, и, стоя под кустом сирени, они сплели свои тела, как сплетаются ветки этого дерева, укрывающего своей мирной зеленой завесой дела живых и мертвых. И в этом объятии, в котором Гафиза постепенно теряла память о том, кто она и что делает, она вдруг поняла, что обнимает и целует мужчину.

Она вырвалась, и глаза ее в ужасе раскрылись так широко, что в темноте светились белки.

— Да, — шепнул Гинек, — я…

Он не успел договорить, женщина принялась звать на помощь. Она кричала так, что у нее оборвался голос. Она звала стражу.

Гинек понял, что эта минута решает, быть ли ему живу. Одной рукой он сжал Гафизе горло, а другой бросил ее на землю, в траву. Гафиза задыхалась. Гинек опустился над ней на колени и смотрел, как в ее приоткрытом рту умирает голос. Гафиза уже хрипела. Она лежала плашмя в мокрой траве. Над мужчиной и женщиной роилось несколько светлячков.

И, держа еще пальцы на ее горле, Гинек учинил над ней насилие…

Когда же он отпустил ее, Гафиза сказала:

— Возьми меня с собой… Я пойду с тобою.

Но Гинек только поцеловал еще раз ее дикие глаза, ее страхом и негой измученный рот и ушел, пригнувшись, в отверстие крепостной стены и после блужданий в темноте, ободранный в кровь и в разорванной одежде, вышел к роднику, о котором говорил Гафизе главный евнух.

Так спасся пан Гинек из Жеберка и вернулся в чешскую землю из мавританского плена. Как уже говорилось, это был юноша твердых нравов и неистовством своим превосходивший все, что в те поры можно было увидеть при княжеских дворах и в отрядах бродячих рыцарей, которые пересекали землю от севера и до юга, и от восхода солнца до самого западного края света.

* * *

После окончания рассказа пана Витека со всех уст слетели похвалы, выражавшие радость и удовлетворение. Сегодня магистр, впрочем, не строил гримасы и руками не махал, а рассказывал как чародей Вергилий. Все выпили за его здоровье. Король был весел.

— Прекрасные бдения приготовили вы мне, друзья, — сказал он.

И тут взял слово пан Ешек из Яновиц:

— Выпала мне великая честь завершить наше сидение своим безыскусным рассказом. И я думаю, вы согласитесь, если я опять поведаю вам о нашей земле и о людях обыкновенных. После стольких благородных рыцарей, королев и королей пусть скажут свое слово и люди происхождения низкого. А раз уж я священнослужитель, то да позволено мне будет закончить наши беседы, по обычаю церковному, проповедью.

Перевод Н. Беляевой.

АНЕЖКА