«Карлштейнские вечера», — вспоминает он, — я писал летом 1943 года. Весной этого года умер мой отец. Забавными рассказами я пытался разогнать мрак, которым окутало меня его долгое, болезненное умирание. Но и иное событие, причем мирового масштаба, определило оптимистический характер этого цикла новелл… Это была славная победа у Сталинграда в начале февраля 1943 года. На берегах Волги военной машине немецкого фашизма был нанесен уничтожающий удар. Это был рассвет нашего освобождения. Я уже давно мечтал о более крупном сочинении. Но мне еще недоставало дерзости и душевного спокойствия для того, чтобы взяться за роман. Я обратился к форме, которая в XIV столетии так прославила «Декамерон» мессера Боккаччо, к циклу новелл. Как у Джованни Боккаччо мужчины и женщины сошлись во время эпидемии чумы, чтобы рассказать о жизни и о любви, так и герои-рассказчики в моих «Карлштейнских вечерах» подавали читателю… сладкое противоядие любви к женщине и любви к родине. На мотивах любви был построен этот цикл, восхваляющий героизм чешского человека и его славное прошлое, его мужественную красоту, его тоску по веселым приключениям и подвигам. Весь мир открывался здесь читателю, скованному границами обкорнанной родины. О всех странах тут рассказывалось, кроме одной, той, которая насилием, кровью, ложью а жестокостью навязывала нам себя. Карл IV, которого у нас отнимали и трактовали как немецкого властителя, остался в моих «Вечерах» патриотом чешской земли и выступал великим государем отнюдь не потому, что был кровно связан с Пршемысловичами и сделал из Праги сердце Европы. Читателю, который ежедневно проходил мимо низвергнутых памятников и над оскверненным пражским Градом видел развевающееся знамя нашего унижения, моя книга напоминала о величии и красоте прошлого Чехии… Я украсил ее всеми драгоценными дарами чешской земли»[182]
.В сборнике — 21 рассказ. Пять из них представляют собой обработку бродячих средневековых сюжетов. Остальные — плод авторской фантазии, опирающейся на исторические труды Франтишека Палацкого (1798—1876) и Йозефа Шусты (1835—1914), на произведения средневековой литературы, на литературоведческие изыскания чешских и зарубежных медиевистов. Рассказ «Катержина» навеян так называемой «большой стокгольмской» «Легендой о святой Екатерине», написанной в стихах во второй половине 50-х годов XIV века и найденной в 1850 году в Стокгольмской королевской библиотеке (в ноябре 1939 года Кубка опубликовал в газете «Лидове новины» эссе «Хвала «Легенде о святой Екатерине»). В новелле «Безымянная» Кубка, по собственному признанию, «избавился» от того впечатления, которое произвело на него описание битвы при Креси в рассказе Ирасека («Битва при Креси» в сборнике «Из давнего и недавнего», 1913).
Как автор цикла рассказов о Карлштейне, Франтишек Кубка имел предшественника в лице одного из зачинателей чешской исторической прозы Вацлава Бенеша-Тршебизского, написавшего книгу «Рассказы карлштейнского ворона» (1882), а также повести «Масленица на Карлштейне» (1874) и «Под Карлштейном» (1877) и рассказ «В тени Карлова Тына» (1875). Естественно, Кубке была известна и комедия выдающегося чешского поэта Ярослава Врхлицкого «Ночь на Карлштейне» (1884).
Новеллистическому мастерству Кубка учился у Бальзака (как раз после возвращения из тюрьмы он перечитывал его «Озорные рассказы»), Анатоля Франса, швейцарского писателя Конрада Фердинанда Мейера (1825—1898). Знал он в эти годы и австрийского прозаика Адальберта Штифтера (1805—1868), автора исторического романа «Витико» (1865—1867).
Чешская критика единодушно относит «Карлштейнские вечера» к лучшим образцам чешской исторической прозы начала 40-х годов. Книга продавалась из-под полы и разошлась в течение недели. Читали ее и в концентрационных лагерях. В июле 1945 года к Кубке пришел известный словацкий писатель-коммунист Петер Илемницкий (1901—1949), незадолго до этого вернувшийся из концлагеря в Дессау, и попросил экземпляр «Карлштейнских вечеров» взамен сгоревшего у него в марте 1945 года во время налета американской авиации. «Твою книгу, — говорил он Кубке, — мне тайком переслали в заключение, я прочел ее, а на рождество 1944 года читал вслух товарищам. Видел бы ты их глаза! Мы читали ее, пока она не рассыпалась на страницы». Подтверждение этого воспоминания Кубки можно найти в корреспонденции Илемницкого. 18 ноября 1944 года Илемницкий писал о своем интересе к новой книге Кубки жене Ружене, которой за три года до этого подарил на рождество «Скифского наездника». А 26 декабря он уже делился с нею своими впечатлениями от чтения: «Это книга необычайной целомудренности и красоты. Больше всего на меня подействовали чистейшие, пастелью писанные истории-исповеди самого Карла IV. Что может быть более нежного, чем рассказ о Блаженке? И можно ли прекраснее высказать любовь к своей земле, чем выражает ее Карл в концовке рассказа о Дине?»[183]
7 января 1945 года Илемницкий сообщал своему другу Йозефу Дворжаку, что накануне читал «Карлштейнские вечера» вслух товарищам по заключению.