Избранное

После изгнания из духовной семинарии приходилось этому «адвокату» чистить печные трубы, служить половым в трактире Сенного рынка, петь в хоре домашней церкви княгини Оболенской. Одно время он состоял при известном петербургском шулере. В этом доме его встретил полковник из жандармского корпуса и предложил перейти в осведомители. Была сочинена ему добропорядочная биография и выписаны документы. Так появились деньги, квартира и содержанка.

Адъютант, молодой офицер с желчным лицом, молча показал «адвокату» на высокую дверь. Полковник встретил его официально и холодно, руки не подал, едва голову наклонил. Недели две назад в этом же кабинете они пили коньяк, курили сигары.

— При всем своем расположении, — сухо выговаривал сейчас полковник, — вынужден огорчить, представление задержано. Награду получите. Но ставлю условие: не позже масленицы представьте списки социал-демократов на Сестрорецком оружейном от «А» до «Я». Замечу — ваши коллеги на «Лесснере» и «Айвазе» куда расторопнее.

— Сложно… как сложно… Затащил Фирфарова с Граничной в один трактир. Обрушился доверительно на полицию, поругал Куропаткина и Стесселя за Порт-Артур, сказал, что хочу записаться в социал-демократы. Договорились, что он сведет меня к их главному, поплутали здорово в дюнах, привел мерзавец к березе со скворешней… — Тяжкий вздох вырвался у агента. — Чертовская конспирация, в университете и у художников райская жизнь была.

— Оклад платим не за райскую жизнь, — поправил полковник, — вполне приличные деньги выдаем на рестораны и подарки. Можно жить преуспевая. Кто виноват, что безумно тратитесь на Фелицату, смазливую, но пустенькую, у нее нет таланта ни завязать знакомство с Емельяновыми, ни навязаться в любовницы загадочному Григорию Ивановичу.

— Существует ли на самом деле этот Григорий Иванович, — ершился агент. — Оружейники мастаки на выдумку.

— Живет себе и над вами насмехается, оружие и нелегальную литературу через финляндскую границу переправляет, а вы не можете выйти на след. Прислали десять — вдумайтесь, — десять фотографий таинственного Григория Ивановича. А что показала проверка?..

Полковник хмуро посмотрел поверх его головы на заснеженное окно и замолчал.

У агента подкашивались ноги, но он не посмел сесть, а только оперся руками на спинку кресла.

— По их рекомендации, — тихо обронил он и уставил глаза в стену, за которой находился кабинет помощника полковника, — на Оружейный прошлой осенью поступил Шаков. Позвольте установить связь.

— Кретина просите в упряжку, — удивился полковник. — Трус, имею сведения, позорно бежал с озера — и в каком виде!

— Стреляли не холостыми.

— Попугали, — полковник озорно усмехнулся, — палили бумажными пулями. Зачем социал-демократам из-за дурака вызывать на себя репрессии?

— Шаков не трус, лезет в самое пекло. Недавно в трактире на Крещенской подсел к Емельянову, притворился выпившим, жаловался, что в мастерской недоверие ему выразили, а он из пострадавших, на прежнем месте угодил в черный список.

— Шаковых вывозят на тачке, меченый, а туда же… в революционеры, фискалил бы потихоньку. — Полковник невесело усмехнулся. — Организация социал-демократов в Сестрорецке существует. Кажется, Николай Емельянов — не последняя в ней спица. Нам известно, что в случае восстания в Петербурге они хотят захватить арсенал. Мы точно не знаем — кто настоящие руководители организации.

Полковник был лучше информирован о положении в Сестрорецке, агент сделал вид, что это все ему известно.

— Пока у нас нет пофамильных списков, мы ничего не можем предпринять, — резко сказал полковник. — Не хватать же каждого пятого на заводе.

— Попытаюсь через Соцкого.

Физиономию полковника исказила болезненная гримаса.

— Лучше пошлите официальный запрос в боевую техническую группу социал-демократической партии, — ядовито посоветовал он и, посерьезнев, сказал: — В трактир с крепкими напитками почаще заходите, шары в бильярдной погоняйте, поволочитесь за какой-нибудь вдовушкой, вхожей в дом Ноговицына, Рябова, Поваляева, мало ли там подозрительной мастеровщины.

Агент, согнувшись, торопливо записывал указания.

— Не пророк, но боюсь, — говорил, прощаясь, полковник, — придется вам скоро наниматься в приказчики, шулер к себе не возьмет.

14

Почти час слушал Ордына Николай, а затем закрыл тетрадь с пометками, сказал:

— Увольте, трудновато складно пересказать, вопросы непременно будут, и товарищам лучше прослушать не Емельянова, а представителя Петербургского комитета.

Ордын не настаивал. Поручение, и верно, сложно для Емельянова. Третий съезд социал-демократической партии работал 15 дней, много принято важных решений. Подумав, Ордын сказал:

— В Сестрорецке и даже в Разливе на дому собрать десять — двенадцать человек опасно, можно провалить дружину. «Именины» разве справить?

— Безопаснее собраться на заводе, — ответил, не задумываясь, Николай. — У нас в мастерской кладовщик сочувствует социал-демократам.

— Придумано хитро, дошлому полицейскому в голову не придет искать нас на заводе, — похвалил Ордын. — Остановка за небольшим: нет у меня шапки-невидимки и волшебного кресала.