Избранное

— И зря, — Андрей остановился возле последнего вагона, — про царскую прибавку следует в соборный колокол бить. Затем и вызвал, и это, поверь, не только мое мнение. Прибавка городовым — тоже взрывчатка, рванет похлеще динамита.

— Рвануть — рванет, только не очень, — сказал Николай разочарованно. — Всем известно, что испокон веку полиция состоит у казны на обильном кормлении.

Помолчав, Андрей спросил:

— До Петербурга докатилось — в образцовой опять произвели сбавку расценок. Правда?

— И в ложевой скостили. — Николай незаметно для себя оживился. — В замочной начальник и мастер жмут на рабочих, выслуживают наградные к рождеству.

Николай хоть и случайно, но сам развил замысел партийного поручения.

— Листовку бы на заводе сочинить, — заговорил Андрей. — Факты хлесткие, царская милость: полиции — прибавки, а рабочим — опять сбавка расценок. Поденщики несемейные одну койку на двоих снимают, на завод ходят в разные смены.

— Толковая листовка встряхнет, растормошит и тех, кто ни во что не вмешивается, — согласился Николай.

Прав Андрей, давно ли зачислили на завод городовых, положили хороший кошт: жалованье, квартирные, казенные дрова и освещение. И вот новое царское повеление о благах полиции.

Самому Андрею не пришло в голову использовать в листовке о царском повелении и прежний указ о создании заводской полиции, а рабочий связал, и удачно.

— Только за квартиру, дрова, керосин и свечи нашим дармоедам положено: надзирателю — шестьсот рублей в год, городовым — полторы сотни на рыло, — разошелся Николай.

— Раз самому тошно, действуй, но запомни: факт в листовке это тебе не притча в евангелии. Все досконально разузнай про сбавку расценок, затем садись и сочиняй.

— Уволь, отыскал сочинителя, письмо в кои веки вымучу, — отказался Николай. — Мне сподручнее в глухую ночь лодку с динамитом провести мимо пограничной стражи, чем листовку написать.

— Листовка — тот же динамит, — уже строже заговорил Андрей, — справишься, высокого слога не требуем, пиши как умеешь.

Дома весь вечер Николай молчал, сопел и хмурился. На вокзале Андрей вроде и убедил: просто написать листовку, а в поезде Николай уже раскаивался — взялся не за свое дело. Не с кем и посоветоваться. Поваляев с месяц в Ижевске, Анисимов в больнице. Надя во всем ему помощница, но какая из нее сочинительница? Требуется не письмо, где все просто: сперва поклоны родне, а затем суть. Выждав, когда в доме все угомонились, он прикрыл холстиной лампу, начал писать.

«Слово к товарищу оружейнику.

Вышла царская милость! Старшему городовому прибавлено жалованья 120 рублей и младшему 90.

Вышла царская милость! На оружейном сбавлены расценки в приборной, образцовой, магазинной, ложевой, замочной… По рублю-два недоберет в неделю рабочий. Сколько в год вынут из кошелька труженика. Сосчитайте…

Вышла царская милость! К рождеству начальники и мастера получат наградные по 200—300 рублей на нос. Отменно они насобачились сбавлять расценки.

Городовые теперь гадают: а не подкинет ли государь император им на бедность земли и собственность, пенсии с мундиром и званием?

Царь не оставит в своих заботах ревностных слуг! За девятое января он еще не расплатился с полицией».

Листовку Николай подписал: «Сестрорецкая организация РСДРП», а подумав, зачеркнул: еще навлечет беду на дружину, почему он сам от себя не может обратиться к товарищам! Взял и поставил подпись: «Ваш брат оружейник».

Переписав начисто печатными буквами листовку, Николай устроил себе постель на диване. Поздно лег, а проснулся в начале шестого. Как раз Надежда Кондратьевна и внесла в комнату самовар. Озабоченное лицо выдало ее.

— Читала, — не таилась она. — С городовыми складно, а со сбавкой расценок — хуже нельзя. Нужно, чтобы проняло, чтобы каждый узнал, насколько его обирают. Припомни, как штабс-капитан Герлах рабочих рассчитывал.

Как же мог Николай такое забыть? В образцовой на отделке спусковой пружины и скобы рабочие поднажали, заработали по 42 рубля. Герлах вызвал их к себе похвалил и говорит: «Тебе, Ванька, двадцать рублей приходится, Ваське двадцать, Акимке двадцать два и от меня 2 рубля за старание». Одним махом ужулил шестьдесят два рубля.