Избранное

— Выпьем за истинно русского человека, великого князя Дмитрия, — торжественно провозгласил Бук-Затонский.

Агнесса и Варя переглянулись.

— Пейте до дна, — потребовал Бук-Затонский.

— Великий князь Дмитрий по велению царя находится под домашним арестом. — Бук-Затонский понизил голос: — Пало подозрение, что князь принимал участие в убийстве Распутина. Военные круги боятся, что полиция убьет Дмитрия. Генерал Хабалов поставил во дворце великого князя рядом с полицейским караулом свой гарнизонный караул.

— Спаси его бог! — Елена Степановна набожно перекрестилась.

— Благодарная Россия не забудет подвиг великого князя. — Бронислав Сергеевич налил шампанского себе и Бук-Затонскому.

Имена убийц — великого князя Дмитрия, Юсупова и черносотенца Пуришкевича — вскоре узнала вся Россия. Обыватели все еще верили в доброго царя. В убийстве Распутина они увидели светлое предзнаменование и мчались в церковь ставить рублевые свечи перед иконой святого Дмитрия.

А на Выборгской шла своя жизнь. В один из этих дней приятель Тюменева пришел в школу и увез Варю на завод — по делу, касавшемуся ее земляка. Варе не очень-то хотелось ехать.

— Нужно, — настаивал Дмитрий. — Вдруг отопрется, скажет, что письмо фальшивое. А народ доказательств потребует.

По дороге Дмитрий рассказал Варе о жизни младшего Козлодумова на заводе. Он очень быстро попал в милость к заводскому начальству. В мастерской каждый уголок был занят, а к кладовой нежданно-негаданно прибавили еще комнатенку — неказистую, треугольную, с крохотным оконцем под потолком. Но у комнатки были и свои удобства: по узкой винтовой лестнице можно незаметно выйти прямо во двор.

В мастерской поговаривали, что расширили кладовую для дела, из Англии должны поступить специальные контрольные приборы. Но скоро об этом забыли, а комнатенку Геннадий приспособил для встреч с нужными людьми. Из деревни ему слали бутылки с самогоном. Немало и заводского спирта было распито в комнатушке, прозванной рабочими «Заходи, угощайся».

Сюда приходили постоянные посетители — мастер, писарь из канцелярии воинского начальника. Захаживал сюда кое-кто из начальства.

Никогда еще Варя не была на заводе. Дмитрий оставил Варю в нише, откуда была хорошо видна разметочная плита. Ничто в мастерской не напоминало о предстоящем суде. По сигналу сирены мостового крана внезапно прекратилось чмоканье трансмиссионных ремней. Рабочие начали стекаться к разметочной плите.

Дальше события развернулись так. Оставив Варю в мастерской, Дмитрий присоединился к группе молодых рабочих, которым было поручено вытащить Козлодумова из кладовой.

«Заходи, угощайся» и сегодня была готова к приему гостей. В круглой печке грелся чугунок с картофелем, были припасены и огурчики и грибы. Геннадий вывесил на дверях записку: «Ушел на склад».

Хозяина выволокли в мастерскую.

— Подсобите-ка, ребята, — обратился Андреев к рабочим. — Ишь, боров, отъелся…

Трое парней схватили Козлодумова. В следующую секунду он уже стоял на разметочной плите, испуганный, раскисший.

Подошли рабочие из соседних мастерских. Те, кто опоздал, забирались на поковки и верстаки. Разметочная плита была своего рода трибуной. Здесь сутки стоял гроб рабочего, убитого во время июльской забастовки, отсюда Тимофей Карпович зачитывал резолюцию с требованиями прибавить жалованье и отменить штрафы.

Толпа молчала. Дмитрий потом говорил Варе, что была минута, когда он даже растерялся, — вдруг распалятся, прибьют мерзавца до смерти. Этого только и нужно охранке — заберет лучших товарищей с завода. Но старый токарь Андреев не хуже его оценил обстановку и действовал решительно, но умно, расчетливо. Он сказал кладовщику:

— Расскажи, о чем перешептывался с начальниками!

— Шапку долой! — крикнули в конце мастерской.

Геннадий покорно сдернул солдатскую папаху.

— Расскажи о прейскуранте «Заходи, угощайся»!

— Ответ держать — это тебе не батькину самогонку распивать!

Гневные голоса неслись по мастерской. Андреев вскочил на табуретку, поднял руку. Толпа притихла. Геннадий понял, что если он и дальше будет молчать, ему несдобровать.

— Братцы! За что?

Рабочие еще громче зашумели. Тогда Андреев вынул письмо, потряс над головой. Сразу стало тихо.

— Вот о чем пишет Орлов. Слушайте: «Мы, солдаты маршевой роты, — я, Федоренко, Корочкин, — век будем помнить кладовщика Геннадия Игнатьевича Козлодумова. Золотой человек! Иначе его не любило бы заводское начальство…»

Сложив письмо и спрятав его в конверт, Андреев спросил:

— Ну что, народ, поблагодарим?

— Давай, кладовщик, начистую. Кому помог попасть на фронт по первой категории? — требовал чей-то бас.

Во всем Геннадий мог признаться рабочим: в том, что за хорошие деньги отец откупил его от солдатчины, в том, что у него в кладовке находился потайной погреб. Одного он не мог признать — что по его доносам заводское начальство лишало рабочих брони, а воинский начальник немедленно отправлял их в маршевые роты.

Толпа расступилась, из задних рядов вытолкали поручика с напомаженной до блеска головой. Одергивая китель, пугливо озираясь, он жался к плите, ошеломленный тем, что происходит в мастерской.