Избранное

Тимофей Карпович ждал Варю на берегу. С ним был еще какой-то рабочий в синей блузе и брезентовых брюках. Варе он показался старым, но, подойдя ближе, она увидела, что ему нет и двадцати лет. Он плохо отмыл лоснившуюся копоть, на лице остались старившие его грязные борозды.

— Нам до воскресенья не выбраться в город, спать приказано в мастерской. Нужна твоя помощь. Прочитай, все узнаешь. — Тимофей Карпович протянул Варе газету.

Первое, что ей бросилось в глаза, была заметка, обведенная чернилами:

Нашим друзьям!

Мы обратились к вам за поддержкой и просили вас собрать 75 тысяч рублей на покупку партийной типографии. За несколько дней вы собрали 75 334 р. 45 коп.

Предполагалось приобрести типографию за 150 000 рублей, но она не могла быть куплена, так как в последний момент нам ее отказались продать. Другой типографии «по деньгам» не находилось. Нашлась типография, за которую просили дороже.

Остаться без типографии в настоящее время немыслимо. У нас должна быть необходимая техника для издания нашей литературы, и мы решились.

Вчера типография куплена. Она стоит 235 тысяч рублей, а вместе с ротационной машиной, приобретенной в Гельсингфорсе у товарищей финнов, — около 250 000. Вместе с собранными нами мы смогли мобилизовать только 180 000 рублей. Ко дню уплаты не хватит 70 000 рублей. Необходимо достать их. Иначе мы должны будем заплатить неустойки большую сумму денег и останемся без типографии.

Но мы твердо уверены, что этого не будет.

Мы решились купить типографию, общими усилиями мы соберем и остальную необходимую сумму. Купить дешевле оказалось невозможным.

Срок уплаты денег за типографию — 15 мая. Времени остается около 3 недель. За это время необходимо во что бы то ни стало собрать указанную сумму.

Так вот зачем Тимофею понадобилась сумка для провизии! Сбор! У Вари оказалось при себе немного денег, и она опустила в сумку и свой вклад — ленточку неразрезанных керенок.

В эти дни «Правда» была единственной в столице газетой, выступавшей против войны. Остальные еще настойчивее призывали «добить германца».

Позавчера, когда Варя уходила от Терениных, с ней вышла и Даша. На улице она взяла Варю под руку и торопливо заговорила:

— Никогда не случалось, а тут зашел в кухню. Нужда у него по вас. «Варвару Емельяновну мне бы повидать», — так и сказал, жалостливо-жалостливо.

— Кому я понадобилась? — удивилась Варя. — Случайно не Бук ли Затонскому?

Даша сердито мотнула головой:

— Валентину Алексеевичу.

— Ловягин в Петрограде?

— За солдатами приехал.

Эта новость ошеломила Варю. Агнесса, обычно поверявшая ей свои маленькие тайны, умолчала о приезде Ловягина. Странно. Даша будто догадалась, о чем задумалась Варя. Заговорщицки оглянувшись, зашептала:

— Нехорошо встретились, поругались. И не Бук сердешный тут виноват. Агнесса вышла в форме. Валентин Алексеевич какую-то дерзость ей сказал. Не пойму, чего ее тянет в этот бабий батальон. А хозяину в коридоре он такое выпалил, что у меня ум за разум. — Даша сжала Варин локоть. — Прямо страхи.

— Раз замахнулись, говорите, я не сахарная.

— Срамотно, Валентин Алексеевич назвал батальон не ударным и не смерти, а сборищем шлюх.

— Бронислав Сергеевич возразил?

— Хозяин отмолчался.

Варя и сама не понимала, откуда у Агнессы появился интерес к «батальону смерти». Наверно, мать толкнула ее на этот необдуманный шаг. Подруга Елены Степановны вошла в штаб формирования женских батальонов в России, их разговоры о спасении родины подействовали на Агнессу.

Поначалу Варя подумала, что Агнесса чудит от скуки, но однажды застала в гостях у Терениных прыщеватого прапорщика, а когда в портновской Преображенского полка Агнессе сшили военную форму из тонкого сукна, юбку и гимнастерку, то поверила в серьезность ее намерения.