Избранное

— Прости меня, дорогая, если бы я знал, что ты так устала, я бы не приглашал столько народу. Ты должна была предупредить меня, когда я уезжал в префектуру. Ты ведь знаешь, стоит мне встретить друзей, я приглашаю их к нам. Почему ты позавчера не сказала, что у тебя болит голова?

Он прекрасно сознавал, что говорит глупости. Как будто необходимо было страдать от головной боли три дня назад, чтобы сейчас чувствовать себя плохо. Он протянул было руку, украшенную перстнями с графским гербом, хотел коснуться ее волос, но, так и не дотянувшись, опустил ее.

Иолан надменно повернула голову на длинной шее и взглянула с такой злобой и отвращением, что граф отступил назад. Как некрасива его жена! Когда же она разгневана, она просто безобразна! «И что в ней Пал нашел? — мелькнуло у него в голове. — Почему вот уж пять лет липнет к ее юбке, словно муха к меду?»

— Мне бы надо приставить к тебе опекуна, когда ты едешь в город или принимаешься управлять моими имениями, — отрезала она.

Ласло окаменел. Опять она говорила о «своих» имениях, а он опять чувствовал себя ничтожным и жалким человечишкой рядом со злой и богатой женщиной, которая вот уже почти пятнадцать лет была его женою.

— Ты разве не слышишь, что кто-то приехал? — резко спросила она. — Выйди встреть.

Граф попятился, повернулся и вышел.

Приехал полковник Бодроки, надменный, краснолицый толстяк в сияющем шитьем мундире и высоком кепи с султаном. Он вылез из коляски, запряженной шестеркой лошадей, и зашагал по посыпанной песком аллее, обсаженной розами.

Граф шел ему навстречу, они радостно обнялись и вместе направились к террасе, увитой глицинией. Кучер подхлестнул лошадей, обогнул дом, проехал сквозь боковые ворота и отправился на конюшню.

Огромные плакучие ивы, окружавшие справа и слева террасу, были освещены последними лучами солнца. Благоухание левкоев поднималось до самых окон.

После полковника прибыл Телегди с Эржебет в экипаже с верхом, несколько старомодном, но хорошо сохранившемся еще со времен деда Телегди, Антала, блестящем и чистеньком, словно он и не катился по пыльной дороге от поместья Телегди — Телегдфалвы — до имения Бароти. Не успели полковник и граф произнести первые комплименты Эржебет, которая в своем желтом, соломенного цвета платье, с такими же соломенными волосами и голубыми глазами «казалась олицетворением весны», как у ворот появилась коляска Пала Эрдейи. Рядом с ним на мягких подушках сидел еще кто-то. С террасы Ласло разглядел, что Пал привез с собой лейтенанта Имре Шофолви, из тех Шофолви, которые недавно породнились с князем Банфи. Он поднялся, чтобы торжественно встретить гостей, и громко приветствовал каждого, называя по имени, надеясь, что его жена, чье отсутствие нарушало все правила этикета, теперь-то, при имени Пала, наконец выйдет к гостям.

Музыканты из Одоржея уже давно толклись на заднем дворе. Они устали и проголодались. Большую часть дороги им пришлось пройти пешком. Накануне вечером они играли на помещичьей свадьбе, закончившейся скандалом, — невеста после венчания сбежала с гусаром. Музыкантам, несмотря на то, что они играли до самой полуночи, не заплатили ни гроша. Никто там о них не позаботился, мрачный управляющий выставил музыкантов за ворота и спустил собак. Только на полдороге к имению Бароти над ними сжалился возвращавшийся из города крестьянин и подвез их, ссадив с телеги на повороте к имению. Кухарка Маришка вынесла им кусок жареной телятины и кувшин вина. Они поели, спустились к ручью, погрузили в воду свои натруженные ноги и тихо наигрывали легкие, веселые венские вальсы.

Наверху, на террасе, расставляли закуски и крепкие вина — заграничные и из погребов графа. Большие бутылки с золотыми этикетками и глиняные зеленые обливные кувшины на серебряных подносах переходили от гостя к гостю. Все заметно оживились, громко разговаривали и смеялись. Лейтенант Шофолви остроумно рассказывал о последней охоте, в которой он принимал участие, и о том, какие шутки подстраивали они одному лейтенантику — выскочке из незнатной, невежественной семьи.

Ласло Бароти чувствовал себя как на угольях. Иолан все еще не появлялась, и он невнятно пробормотал, что она целый день страдала от сильной мигрени, но это объяснение ни для него, ни для гостей не прозвучало убедительно. Эржебет только прикасалась губами к полному бокалу, который она так и не выпила с тех пор, как стали обносить аперитивами, и тихо и лукаво посмеивалась, когда лейтенант Шофолви и граф Пал Эрдейи настоятельно упрашивали ее выпить в честь весны. Все гости во главе с хозяином окружили ее и стали умолять. Шофолви опустился перед ней на колени. Пал тоже преклонил колена, Эржебет подняла вверх свои тонкие руки, словно желая отстраниться от этих шумных настоятельных просьб, и счастливо засмеялась, приоткрыв бледные губы и обнажая чуть-чуть длинноватые зубы, когда на пороге террасы появилась Иолан.