Избранное

— Дал бы только бог!

— Мы ведь одной веры, и чего ж нам с греками, с болгарами, с турками да со всякими там чужаками связываться ради выгоды!..

— Упаси бог, кумушка!

Как-то раз они вот так же мирно толковали, и матушка Гира без всякого злого умысла, вовсе не желая обидеть Иану, сказала:

— Что это с тобой случилось, соседушка, — дом-то у тебя чистенький, а вот на одной стене желтое пятно — глина видна. Взяла б немного гашеной извести, просеянного песку, да и дело с концом! У дома-то ведь тоже свое лицо, как и у нас с тобой. Вот увидела бы ты меня неумытой, что бы сказала?

— Господи, а я и позабыла, чтоб мне сквозь землю провалиться.

— А знаешь, кумушка, ведь это девичье дело — чистоту-то в доме блюсти. Уж так спокон веку заведено!

— Что поделаешь, соседушка, одни девичьи-то руки у меня, а не десять: и цевки сделай, и нитки на них намотай, и чистоту наведи, и воду принеси…

— А кукурузные-то початки и тыквенные корки, почитай, уж год у порога валяются. А двору-то ведь, как и столу, пристало чистым быть. Вот положи я еду на грязный стол, что бы ты мне сказала?

— Твоя правда, Гира, вот сейчас спущусь только с дерева и вымету двор чисто-начисто.

— Так-то оно так, кума, да скажу я тебе — двор-то девушке мести положено; не приучи ее сейчас, потом уж поздно будет. Коль не возьмет она метлы в руки, метла сама мести не будет!

— Ну сама посуди, в четырнадцать-то лет за всем не углядишь.

— Дай себе только волю, а уж там… Лень-то ведь, как свинья… почесал ее раз по брюху, а потом хоть бей, она все равно в дом полезет!

— Грех тебе так говорить, Гира! Да разве моя Ирина ленивая?

— Да, может, и нет… а вот я-то в ее годы уж до чего проворна была, работа, бывало, так и спорилась. В комнатах все так и сверкало белизной, на дворе — ни соринки; кажись, если б завалинка хоть в одном местечке облупилась, руки бы себе отрубила.

Тут уж матушка Иана не выдержала. Дочь была ее единственной отрадой! Она сердито рванула ветвь шелковицы, сунула листья в передник, откашлялась, отерла рот и сказала обиженным тоном:

— Ну что ж, кумушка, уж какая есть: каждому свое мило! Ирина у меня, по милости божьей, один свет в очах; будь она и виновата в чем-нибудь, не убить же ее теперь за это! Ведь дитя-то — не ангел, и тебе небось немало возни с твоим Рэдукану!

— Упаси бог! Не привелось! Не с кого ему дурных примеров-то брать. Ведь недаром говорится: с кем поведешься, от того и наберешься!

— Ну, коли так, то прощай, кума! — сказала матушка Иана и, заткнув за пояс передник, быстро спустилась с верхушки шелковицы.

— Прощай, — сухо ответила Гира; потом, словно вспомнив о чем-то, нехотя прибавила:

— Завтра… ваш черед… Придете к нам? Ждать вас к обеду?

А матушка Иана, пробираясь среди сливовых деревьев, пробормотала невнятно:

— Посмотрим… может, и придем… да только вот… надо еще двор убрать… дом побелить… посмотрим… может, и придем… не знаю…

И как пришла матушка Иана домой, так и швырнула в сердцах листья посреди комнаты. Гусеницы плотной, светлой массой ползали по этому зеленому лиственному ковру. А матушка Иана даже не смотрела на них, даже слова доброго им не сказала, а до сих пор, бывало, и не наглядится на них. Ирина наматывала нитки. Матушка Иана молча схватила метлу, что стояла в углу около сарая, и давай мести, да так, что тыквенные корки и кукурузные початки в разные стороны полетели. Потом быстро взяла кусок негашеной извести, смешала с водой и несколько раз провела кистью по пятну на стене. Ирина отложила веретено и подошла к матери.

Тонкая сборчатая сорочка с широкими короткими рукавами плотно облегала ее талию, спину и обрисовывала высокую, округлую грудь. Щеки у нее были нежные, а черные глаза влажные, блестящие, ясные и чистые. Понятно, почему матушке Иане горько было, когда ее Ирину обижали!

Раньше никогда матушка Иана не бывала такой хмурой.

Тяжело на душе у нее было. Проводя по стене кистью, она то и дело останавливалась и всякий раз, заправляя под зеленый платок выбивавшиеся на виски седые волосы, тихо шевелила губами, будто говорила сама с собой. Наконец, Ирина спросила робко и ласково:

— Что это с тобой, матушка? Кто тебя огорчил? Я уже кончила наматывать нитки. Почему же ты мне не сказала — я бы сама подмела двор?

— Ничего, родная, — ответила Иана, — ничего… вот каковы люди-то… Все им не так: то двор не подметен, то стены грязные, то одно, то другое — душу всю вымотали. Ну вот Гира, что ей вздумалось, чего она взбеленилась… с левой ноги встала, что ли?