В соседней подворотне женщина торговала с деревянного лотка кукурузными лепешками, прикрыв их от мух куском тонкого тюля, рядом с нею седой старик в очках предлагал растекавшейся вокруг них заводью толпе дрожжи и пару желтых полуботинок. Дальше, на площади, утренняя торговля кипела уже вовсю. Перед кафе с заколоченными окнами, вытянувшись длинными рядами, топтались со своим товаром люди, выставляя на обозрение подержанные мужские костюмы, пироги, белый хлеб, пододеяльники, ношенное женское белье, карманные фонарики, часы с браслетками; какой-то мужчина позвякивал переброшенной через руку связкой новехоньких, сверкавших черным лаком шахтерских ламп, пожилая дама в очках и в полосатых мужских брюках, с зеленым тюрбаном на голове, меняла канарейку на пласт копченого сала. Кое-где приценивались к часам русские солдаты, их окружали добровольцы-толмачи, знавшие чешский или сербский. Мостовая тоже была вся занята пешим людом, лишь изредка от Кольца, вдруг пустевшего, отделялся, стремительно увеличиваясь, грузовик и тут же проскакивал, уменьшался на глазах, будто съеживался, успев спугнуть воробьев, суматошно искавших спасения на голых оконных карнизах. Трамвайная линия по всей длине была завалена обломками разрушенных зданий. Проспект Андраши стоял притихший, так что с Восточного вокзала доносились сюда тоненькие свистки маневровых паровозов.
пел арфист, воздев очи к небу, чье по-латински безмятежное сияние медвяным цветом окрашивало его запрокинутое кверху лицо с разверстым ртом.
— На каком это языке он поет? — сзади, из толпы, спросила молоденькая девушка в светло-серых мужских штанах и вишневом берете на голове.
— По-русски, должно быть.
— Как бы не так! — отозвался стоявший неподалеку мужчина. — Он по-английски поет.
— А вы английский знаете?
— Ясное дело, — ответил мужчина, движением плеча повыше закидывая на спину рюкзак, из которого торчали ржавые печные трубы. — Только его что-то не разбираю, видно, на американском диалекте поет.
— Ох, надо же! — восхищенно воскликнула девушка.
Проезжую часть улицы и здесь занимали в основном пешеходы, они хлюпали по грязи, сгибаясь под мешками и свертками; иные, напряженно вытянув шеи, дугою напружив спины, тащили тележки, груженные постельными принадлежностями, кухонной утварью, мебелью. Около арфиста почти каждый останавливался перевести дух.
— С чего он распелся? — спросила девушка в красной беретке. — Никто же не подает ему…
— С чего? С радости, видать.
— Да, может, он инструмент продать хочет! — рассудил кто-то.
Неожиданно арфист обратил к ним свое лицо и дважды кивнул. Но тут же по его телу пробежала дрожь, разом обмякнув, он стал медленно клониться вперед и вдруг упал лицом в грязь.
— Ох, надо же! — испуганно вскрикнула девушка и красном берете. — Видать, худо ему.
Безжизненное тело перевернули на спину, какой-то человек опустился рядом с ним на колени, послушал сердце.
— Больше не петь ему по-английски, — пробормотал он, вставая, отряхнул грязь с колен и пошел своей дорогой.
Вокруг вздулась, набухла толпа, зеваки, переминаясь с ноги на ногу, глазели на труп; вскоре толпа стала таять, большинство задерживалось теперь возле старика в соседней подворотне, пялилось на желтые полуботинки. Внезапно светловолосый парнишка вскинул на плечо арфу, сиротливо стоявшую подле мертвеца, и, громко покряхтывая, зашагал к проспекту Андраши.
— Эй, парень, ты куда это ее поволок? — окликнул его кто-то.
— Гулять поволок! — кряхтя от натуги, ответил подросток. — А что, может, она вам нужна?
— На кой черт она мне сдалась!
— Я к тому, что могу и продать, — пробурчал парень. — А вы хоть спите в ней, коли пожелаете! — Он передвинул арфу на плече, и от резкого толчка она зазвенела всеми струнами, солнце, вспыхивая, заиграло в их серебряной сетке.
По мостовой, шаркая ногами, прошла группа женщин с лопатами, кайлами на плечах. Девушка в красном берете оглянулась и живыми черными глазами, сиявшими так, словно зажгла их сама весна, проводила унылых, понуро шагавших женщин. Она их пересчитала — не тринадцать ли? — и вдруг круто повернулась, затылком почувствовав на себе чей-то взгляд.
— Эй вы, чего уставились? — спросила она и, сунув руки в карманы штанов, с мальчишеским гонором распрямилась; две маленькие грудки встали под фланелевой блузкой торчком. — Может, у меня сзади штаны лопнули, а?
Она метнула в незнакомца насмешливый взгляд, выудила из кармана семечко подсолнуха, разгрызла мелкими белыми зубками и опять покосилась на парня. Но тут же вспыхнула и опустила глаза.