Избранное

— А что же стало с той собачонкой?

— В деревне оставил. Никак ему было с ней.

— Павлова вы знали?

— Конечно, знала… Ким же его привел вместе с казаками… После он митинг устраивал, речь говорил… Казаки клятву давали… Такое тут пошло ликование. Многие мужики плакали… Да… Один вышел и сказать ничего не может… Стоит, вздрагивает… Потом все же сказал: «Кровью, говорит, своей смоем позорное пятно — службу у Гитлера».

— А сам Павлов?

— И он с нами. Он же остался их командиром… Лихой был… Вылазки делал, нападения на штабы ихние. Все на коне, с шашкой.

— За что же его расстреляли?

Пауза. Она молча долго смотрит на меня.

— Как изменщика, говорили. И в приказе было записано, что он саботажник.

— Но вы-то как считаете?

— Чего не знаю, того не знаю…

Она помолчала, потом продолжала:

— Как погиб он, я могу сказать, его при мне расстреляли. Только вы не торопите меня. Я подумаю, вспомню, сама скажу. Тут ошибиться нельзя.

Потом она выдвинула ящик комода и, порывшись в нем, достала такой документ:

«Справка

Выдана настоящая Хомяк Марии Тимофеевне в том, что она действительно работала в оперативной группе Кима с 2 января 1943 года по сентябрь 1943 года. Все задания командования Красной Армии выполняла честно и в срок.

За хорошее выполнение заданий командования фронта в тылу противника представлена к правительственной награде — ордену Красной Звезды.

Начальник оперативной группы — Гнедаш».

И печать.

— Получили орден? — спросил я.

— Да он-то, Ким, обо всем позаботился. И в список меня вставил. А пока дела шли, рассматривались, его и перевели в Белоруссию… Меня вызвали. Опишите, говорят, про свои подвиги. Яки таки подвиги? Ходила по селам до наших людей… До самой Полтавы дошла… Опять спрашивают: «А сколько на твоем счету фрицев?» Лично, говорю, я ни одного не убила, потому Ким не велел. Смеются: «Этого быть не может». А он сам говорил мне: «Я десять фрицев отдам за одно ценное донесение». На том и осталось.

Из кухни доносились оживленные голоса. А Мария думала совсем о другом — о своей молодости. Но вот она вдруг улыбнулась и сказала:

— А Ким-то — член партии, командир, а молитвы все знал.

— Да ну!

— Правда. Случай был… Задержали наши хлопцы одного человека, в зоне ходил… Вот их и взяло подозрение.

«Кто такой?» — спрашивают.

«Священник, — отвечает, — в соседнюю деревню иду панихиду служить».

«Знаем, какой ты священник, шпик ты».

Привели в штаб. А тут Ким был. Услышал разговор. Подошел к попу.

«Священник? Правду говоришь?»

«Истинный крест!.. Поклясться могу».

«Не надо клясться. Читай молитвы».

«Какие прикажете?» — спрашивает поп, видно смекнул, что это начальник.

«Верую», «Отче наш» и «Богородица», и дальше все по порядку».

И представьте, тот стал читать. Ким слушает, кивает. В одном месте поправил. Говорит: «Батя, пропускаешь…» Тот: «Извините, сбился от волнения». С полчаса его слушал… Потом говорит: «Пустите его, и верно поп». Смеялись…

— А вы не спрашивали у Кима, откуда он знает молитвы?

— У него спросишь! Все смешочком… Говорит: «Я старец был». Любил шутить.

Тогда я как-то не придал значения этому случаю, вскоре позабыл о нем. И лишь позже, идя по следам Кима в Белоруссии, я вновь услышал как бы отзвук рассказанного Марией случая.

Глава VIII ЗАСТОЛЬЕ В ОСТРЕ

За столом собралось довольно много народу, пришли еще кое-кто из местных. Беседа за столом вначале была сдержанной, велась короткими репликами. Но постепенно вино делало свое дело. Речи становились оживленней, запальчивей. Воспоминания пробудили чувства самые разные: и горечь утрат, и радость от сознания свершенного, и стремление хотя бы сейчас, спустя четверть века, вынести свой суд, и, наконец, сомнения.

— …Пытался! Только Ким был умней его. Он ушел к Збанацкому… А вскоре того отозвали.

— Отозвали или сам улетел — это еще неизвестно.

— Чего бы он сам улетел перед приходом наших?

— Разные могли быть причины.

— Я только одно знаю: когда наши пришли к Десне — кто их встречал? А, скажи? Ким, Збанацкий, Мольченко, братья Науменко… То-то и оно. А где Таращук был? В Москве уже.

— Ну, правильно…

— Строкач ему так и сказал: «Вы знаете, Таращук, почему вам не дали Звезду: фактически вы уже не командовали соединением». Я же говорю — Ким! Ким и сместил его, но не хотел обострения и держал дипломатию — мол, отозвали, и все. Он же был уполномоченный Генерального штаба.

— Кто это знал?

— Мы знали, Ставка знала… А как Ким погиб в Белоруссии, нашлись, кто решил чужими руками жар загрести… Кто знал о Киме? Мы, и все. А о ком в газетах после войны писали? А ты говоришь!.. Ну… Братья, за Кима! Вечная ему память… Нет, все же нам повезло, командиры у нас были добрые. За некоторым исключением, як говорят…