Избранное

Дайте мне наряд суровый,
Дайте мурмолку мою,
Пред скамьею стол дубовый,
Деревянную скамью.
Дайте с луком буженины,
Псов ужасных на цепях
Да лубочные картины
На некрашеных стенах.

Дайте мне большую полку

Всевозможных древних книг,
Голубую одноколку,
Челядинцев верховых.
Пусть увижу в доме новом
Золотую старину
Да в кокошнике парчовом
Белобрысую жену.

Чтоб подруга дорогая

Всё сидела бы одна,
Полотенце вышивая
У закрытого окна,
А на пир с лицом смиренным
Выходила бы она
И огромный кубок с пенным
Выпивала бы до дна…

5 июля 1855

Из Байрона (пародия)

Пускай свой путь земной пройду я
Людьми не понят, не любим, –
Но час настанет: не тоскуя,
Я труп безгласный брошу им!
И пусть могилы одинокой
Никто слезой не оросит –
Мне всё равно! Заснув глубоко,
Душа не узрит мрамор плит.

26 августа 1855

Приезд (пародия)

Осенний дождь волною грязной
   Так и мочил,
Когда к клячонке безобразной
   Я подходил.

Смотрели грустно так и лужи,

   И улиц тьма,
И как-то сжалися от стужи
   Кругом дома.

И ванька мой к квартире дальной

   Едва плелся,
И, шапку сняв, глядел печально,
   На чай прося.

1 сентября 1855

Гений поэта

П. И. Ч<айковско>му

Чудный гений! В тьму пучин
Бросил стих свой исполин…
Шею вывернув Пегасу,
Музу вздевши на аркан,
В тропы лбом, пятой к Парнасу,
Мощный скачет великан.

14 ноября 1855

«Видок печальный, дух изгнанья…»

1

Видок печальный, дух изгнанья,
Коптел над «Северной пчелой»,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой,
Когда он слыл в всеобщем мненье
Учеником Карамзина
И в том не ведала сомненья
Его блаженная душа.
Теперь же ученик унылый
Унижен до рабов его,
И много, много… и всего
Припомнить не имел он силы.

2

В литературе он блуждал
Давно без цели и приюта;
Вослед за годом год бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя «Пчелой»,
Он клеветал без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья –
И врать наскучило ему.

3

И непротертыми глазами
На «Сын Отечества» взирал,
Масальский прозой и стихами
Пред ним, как жемчугом, блистал.
А Кукольник, палач банкротов,
С пивною кружкою в руке,
Ревел – а хищный Брант и Зотов,
За ним следя невдалеке,
Его с почтеньем поддержали.
И Феба пьяные сыны
Среди пустынной тишины
Его в харчевню провожали.
И дик, и грязен был журнал,
Как переполненный подвал…
Но мой Фиглярин облил супом
Творенья друга своего,
И на челе его преглупом
Не отразилось ничего.

4