Он указывает в окно, туда, где должен быть Медведь, — и в ужасе отшатывается: Медведя нет. Все бросаются к окнам, раздаются истошные вопли:
— Мед-ве-дя-а-а! Не-ту-у!!! — несется из палат, по этажам, по коридорам. — Его!.. He-ту!.. Мед-ве-дя!.. А-а-а!!..
Смешано все: недоумение, радость, страх, борьба, вина, смерть, майя и ман. И я уже не знаю, гонят ли нас по лестницам, или мы сами бурлящим потоком сверзаемся вниз, в огромный подвал, в котором расположено гигантское, как стадион, блюдце зала Дворца Сотрудников, куда в дни международных собраний помещается до шестнадцати тысяч человек. Но и сейчас тут нас не меньше, — зал переполнен, и кажется, здесь все строители, все сотрудники. Кричат «ура!» Играет оркестрик. Частушки. Гармонь. Траурный марш Шопена. «Утро» Грига. Чайковский. Круговерть и гул. И сквозь беспорядочный шум становятся слышны мерные редкие звуки. Как будто удары… Люди начинают затихать, прислушиваясь. Как будто шаги. Звякнул колокол. Шаги-удары ближе и ближе. Люди вздрагивают. Ближе, ближе и громче. Стоящие у многочисленных выходов смотрят наружу, слышны голоса:
— Что там?
— Что это?
— Глядите!
— Нависает!
— Идет!
Кто-то громко кричит у входа:
— Нас накрывает!
Включили динамик: «Кто сегодня распорядитель по залу? — нервозно спросили какую-то глупость. — Или пожарник? Есть кто-нибудь?»
В динамике треснуло и умолкло. Все затихли, и вдруг чей-то жуткий, будто распадающийся от ужаса голос прокричал:
— Та-ам! Я… с улицы! Та-ам… сверху!!!
В зале ахнули, раздались голоса: «Что там, ради Бога, что?!»
— Там все… Сверху!.. Никуда нельзя-а!..
ОГЛУШАЮЩИЙ — РЕВУЩИЙ — ЛЕДЕНЯЩИЙ — ГОЛОС:
ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА МЕСТАХ!
ВНИМАНИЕ!
ВСЕМ БЫТЬ НА МЕСТАХ
ВЫ ВСЕ ПОД ПРАВОЙ СТОПОЙ МЕДВЕДЯ
НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ
ПОЛНАЯ ТИШИНА
В обнимку с Хроносом
Повесть
Посвящается
Виктору Платоновичу Некрасову