— Без настройки! Не ваша, идиоты!! — закричал кто-то из офицеров, и парень увидел, что лица всех изменились и сделались одинаковыми, как могут быть одинаковы отпечатки фотографии одного человека.
— Пробуйте переключение! Индекс, быстро! — проговорил полковник.
— Ц-16, — сказали в динамик, но уже с безнадежностью, потому что болванка развернулась и пошла прямо вниз.
Солдат с торжествующей улыбкой все еще держал стержень и даже не собирался отбежать: на него обрушилось сверху, он упал, а взорвалось уже в нем, в спине, глухо.
Парень отшатнулся; он был ближе всех, видел все: и спину, и вывернутые кверху глаза солдата, и руки, так и не отпустившие стержень.
Парень отшатнулся вбок, по-звериному скосился на загородочку — никто не смотрел на него, — и прыжками, боком, боком — в поле, незаметный и быстрый.
Все в нем смешалось. Он не думал, не знал в этот момент о себе ничего. Но если бы кто-то — мать ли, рожавшая его; врач, с трудом вернувший его к жизни; женщина, что была с ним сегодня; Бог, наконец, когда бы он был, — если бы кто-то положил ему на горячечный лоб руку и спросил: «Что, что ты?» — он разрыдался бы, как ребенок, и плакал бы, плакал, не переставая, а успокоившись, по-прежнему бы улыбался своей простодушной улыбкой…
Но сейчас он был во власти слепой силы, гнавшей его в поле, дальше от загородочки. Он перебегал его, не прячась, зная хорошо, что не до него, что в поле никто не смотрит и что здесь ничто не грозит ему.
«Все… все!.. Ишь ты!» — шептал парень, задыхаясь, радуясь, что ушел от них, от того, что там случилось. Не его, — а он обманул их!
«Все», — торжествующе хрипели его легкие.
Но он ошибался. Та, последняя команда, которую убитый солдат принял за свою, была выполнена также и теми, к кому она относилась по программе. И на поле со счетом «один-ноль» — был выпущен небольшой крылатый снарядик. Серого цвета, почти невидимый в сумерках, он неслышно кружил над полем и ждал, что же ему делать дальше. Но то, что случилось у загородки еще отвлекало от поля и офицеров, и тех, кто выпустил этот снарядик, и он тихо летал, как ангелочек, и не давал о себе знать.
Когда же поблизости появился парень, в снаряде что-то сработало. Он круто развернулся и по дуге, снижаясь и набирая скорость, полетел к парню, заходя сзади.
Парень узнал о его существовании лишь тогда, когда ангелочек со свистом пронесся рядом с его плечом и взмыл вверх. Это был промах, но все только начиналось. На этот раз парень следил за ним, и видел, как тот снова начал заходить ему за спину. Парень отбежал в сторону, спотыкаясь о разбросанные обломки металла, и заметил, что преследователь не сразу смог отработать его простой маневр, и это обрадовало беглеца. Он перебежал еще дальше в поле, оглянулся и увидел, что ангелочек сумел нацелиться и начинал резкий косой спуск.
Мысль у парня работала с четкостью, достойной той машины, что гонялась за ним. Сообразив, что снарядик примерялся к скорости его бега, он в последний момент резко остановился и бросился на землю. Ангелочек скользнул прямо над ним, но успел все же не врезаться в землю, а выправиться и начать новый круг.
Парень проделал это с ним несколько раз, но чувствовал, что с каждым разом снарядик все лучше приноравливается к нему.
Он снова бросился бежать, дыша хрипло и прерывисто — силы оставляли его. Он плохо видел, падал и подымался и с каждым разом все с меньшей надеждой избавиться от своего демона. Он придумывал еще и еще различные ухищрения. Ничто не помогало.
Серый ангел начал летать большими кругами вокруг него, а когда он понял, что это не круги, а громадная сужающаяся спираль, виток которой он не сможет перескочить одним прыжком — так быстро кружил снаряд, — он сел на землю и не думал уже ни о чем. Страшный удар в бок, опрокинувший его тело мгновенье спустя, до его сознания не дошел…
— Все, — проговорил кто-то за загородочкой. — Уже не стоит.
— Не удалось, — сказал полковник. — Разладилось из-за шестнадцатой.
— Ничего, — кивнул генерал и посмотрел в поле. — В автономном полете она превосходна. — И, помолчав, спросил:
— Какие потери планировались на сегодня?
— Вы интересуетесь живыми? Живых пять.
— А у нас только двое? Хорошо. Хорошо, полковник, спасибо. — И генерал, повернувшись, двинулся к своей машине.
Закат, рассвет, закат
— Понимаешь ли, Кудрявцев, — говорила она и уточками прикладывала свои ладошки к груди, — ну, напишешь ты еще один красный закат, ну еще, а сам-то ты где?
Все засмеялись, и она быстренько махнула рукой в сторону:
— Все мы так, дураки! Вот видишь, Кудрявцев? — и она опять печально обратилась ко мне. Красный отсвет из печурки играл на ее лице; почти не слушая, я смотрел и смотрел на Наташку и все думал, почему она до сих пор не живет со мной.