Избранное

Она села на камень с которого он только что поднялся, подобрала нож и быстро-быстро, со сноровкой стала очищать картофелину. Он устроился у тонких ее ног и снизу вверх смотрел, расспрашивал и сам ей рассказывал, так что в беглых вопросах-ответах стало скоро все узнаваться: нет не замужем, и не пыталась, а ты, слыхала, так и разошелся? — разошелся, она с ним уехала, нет, а на ком жениться? — вот-вот, для вас нет нас, для нас нет вас! — что-что? как ты сказала? — я говорю, людей-то нет, все мы тут, как чумные! И как бы желая в этом удостовериться огляделась.

Верно — все, как чумные, были заражены какой-то деятельностью, — крикливо переговаривались, дымили шашлыком, тащили посуду, развешивали мокрые купальники и полотенца, вели детей за кустики и пели песни. Это была одна из обычных экскурсий, организуемых в дни отдыха, когда по две-три сотни работников разных фирм и учреждений собирают вместе и везут по дешевой цене на автобусах куда-нибудь на север или юг, на природу, к местам, слывущим экзотикой не только для приезжающих из-за границы, но даже и для них самих, жителей этой страны, которая вся — экзотика. Вокруг холмилась, зеленела, голубела облитая весенним солнцем Галилея.

— А когда-то здесь ходил Бог, — сказала Ирена. — Смотришь и понимаешь как-то, что здесь-то Он и должен был родиться и здесь ходить, правда же?

Азарий тоже посмотрел вокруг, но не на холмы, а на близкое окружение.

— Народу многовато, — сказал он. — Он из Синая, Иреночка, где пустынно. Я слыхал, Он именно там снизошел, если не ошибаюсь.

— Не ошибаешься! — закивала Ирена, и Азарию стало приятно, что его шутливый тон Ирена приняла — так, вспомнилось ему, как некогда было у них: с простотой, с той легкостью общения, которая вызывает приятность отсутствием сложностей — в том числе и сложностей любовных: у них с Иреной не было ничего, кроме таких вот милых — что называется, «непринужденных» разговоров.

— В Синае снизошел, из Галилеи пришел, — продолжила Ирена. Она подняла вверх лезвие ножа и назидательно произнесла: — Что, в сущности, и составляет иудео-христианство!

— Галилео-синайство, — сымпровизировал Азарий, и это им понравилось обоим, и они смеялись, и на все лады Ирена повторяла «ну и ну… галилео-синайство!.. ну, Зорик, ты придумал?..»

Быстро темнело. Шум понемногу затихал, людей, приуставших за день, явно тянуло к отдыху.

— А кому я чищу так много картошки, — спросила Ирена.

— Тут еще две семьи в этой палатке, тоже русские. Ушли к водопадам.

— А тебя оставили на картошку? Бедняга. Один-одинешенек?

— Зато со своей палаткой! Польская. Ты в походы ходила?

— Еще бы!

— Тогда мы сейчас ее будем ставить. Сначала поставим на огонь картошку, а потом поставим палатку, идет?

Но не отвечая ему, Ирена вдруг стала звать:

— Анжела, Анжела! Я здесь, Анжела, сюда, я здесь! — и замахала призывно.

К ним подбежала девочка-подросток лет тринадцати, голенастый лебеденок, длинные худые руки-ноги, бедер еще нет, но два на груди пол-лимончика уже были.

— Ирена Павловна! — строго сказал лебеденок. — Я ее ищу-ищу, а она, пожалуйста: картошку чистит! Стоило, конечно, весь день по жаре тащиться! Картошку можно и дома чистить.

— Стоило, стоило! — ответила Ирена и искоса глянула на Азария: хотелось усмотреть, как он воспринял Анжелу, оценил ли должным образом ее тираду, то есть понял ли, что сказанное было только болтовней и тем ворчаньем, которое воспринимают правильно лишь близкие, свои. Азарий это оценил, и оценил он еще, сколь хорош у Анжелы русский — чистый, без гортанности и акцента, а уж то, что она назвала Ирену с отчеством — такое обращение никем здесь не употреблялось, — было совсем поразительным. — Конечно стоило, — повторила еще раз Ирена. — Видишь, встретила старого друга. Знакомьтесь.

Анжела протянула Азарию руку, и он пожал ее, наклонив церемонно голову и назвав себя.

— Очень приятно, — тоже с церемонностью произнес лебеденок и сделал что-то вроде книксена.