Избранное

Черт возьми, эта корова очень похожа на нашу Марал! У нее такой же кривой рог, такая же шерсть, пламенеющая на спине. И так же, как у Марал, лоб унизан амулетами. Но что это? Чем занят Васак? Вместо того чтобы нарвать свежей травы и покормить корову, он, задрав голову, считает грачиные гнезда на голом, разбитом молнией дереве, зеленом только у основания. Ах ты, Ксак! Чего зазевался? Уж не Асмик ли у тебя на уме?

Вот и гончарная. Я слышу запах влажной глины, вижу нишу вместо дверей. Оглядываюсь. На выступе, рядом с гнездом, похожим на опрокинутую арбу, чудом задержавшуюся на отвесной скале, на одной ноге стоит наш добрый вестник, расточая свою немудрую ликующую песню. Если бы дед знал, как не хотелось в такой день, разув ноги, лезть в покалывающую сердце прохладу глины!

_*

Сегодня очередь Аво помогать в гончарной деду. Сегодня я могу идти куда душе угодно. И я иду к Арфик. У порога встречаю Мариам-баджи.

— Можно посмотреть ваших шелковичных червей? — спрашиваю я.

— Посмотреть? — всплеснула руками Мариам-баджи. — Эти толстобрюхие обжоры выживают людей из дому, а для него тут цирк!

Во дворе в самом деле лежат домашние пожитки, вынесенные из избы.

Мариам-баджи, дернув платок на подбородке, презрительно посмотрела на меня, будто я в чем-нибудь виноват.

— Научилась у Геворковых разводить эту тварь, вот и старается.

Мариам-баджи обрушила поток ядовитых слов в адрес своенравной дочери. Но я все же замечаю: хитрит старая — она очень даже довольна и тем, что Арфик хозяйничает дома, и даже тем, что прожорливая братия выжила их из избы.

— Да что ты стоишь точно истукан? — прервала себя Мариам-баджи. — Иди скорее в дом. Сейчас Арфик как раз кормит этих обжор.

Арфик не удивилась моему появлению. Кто в Нгере не обращается к ней за помощью? Даже взрослые не знают того, что знает она. Шелковичных червей у нас разводят издавна, но только богатые, у которых свои тутовники. Среди нгерской бедноты нет шелководов.

— А-а, горшечник, — встретила меня Арфик, — и тебе понадобилась дочь Мариам-баджи? Заходи, заходи. Мы не гончары, у нас секретов нет.

В другое время я бы знал, как ответить этой дерзкой веснушчатой девчонке, но теперь молчу.

— Только, чур, — предупреждает Арфик, — плюнь три раза, а то сглазишь моих обжорок.

Я делаю все, что она требует. Я даже говорю шепотом, точно попал в сказочный теремок, наполненный необыкновенными существами.

Земляной пол, подоконники, даже тахта устланы шелковичными червями. Арфик осторожно ступает по узким проходам, торопливо разбрасывает свежие тутовые листья.

Сегодня кормежка запоздала. Черви, задрав маленькие розовые головки, вертят ими во все стороны. Вот один, изогнувшись толстым телом, поймал резной край листа и с поразительной быстротой поедает его.

— Они только слиняли, — пояснила Арфик. — А в таком возрасте черви едят день и ночь — поспевай кормить.

Я делаю вид, что мне это очень интересно. У Арфик, как и прежде, светлые волосы заплетены во множество косичек, которые торчат из-под платка, как маленькие рога.

— Это время так и называется у шелководов — время большой еды, — щеголяет своими познаниями Арфик, то приближая косички-рога к моему лицу, то унося их в конец избы. — Не поленишься — получай шелк.

Я слушаю Арфик вполуха. Очень нужны мне черви, даже если они шелковичные! Среди ребят со всего тага один Сурик, словно девчонка, возится с ними. Но какой спрос с пискуна? Пусть забавляется. Я пришел совсем не за этим. Я пришел посмотреть, нет ли здесь Асмик. Она, наверно, как и другие нгерские девочки, забегает сюда ума-разума набраться.

Но Асмик нет. Может, она и не заходит сюда, не хочет уронить себя перед Арфик. Разве ее узнаешь, гордячку?

— Да ты меня не слушаешь, Арсен, — прервала рассказ Арфик, надув губы. Косички-рога концами уставились в меня. — Если ты пришел из-за Асмик, то немножко опоздал. Она только ушла.

— Из-за Асмик? — сделал я удивленное лицо. — Нужна она мне! Я пришел посмотреть твоих червей.

— Да? — обрадовалась Арфик.

Она, должно быть, поверила, потому что снова начала рассказывать о своих прожорливых питомцах, а косички-рога то и дело угрожающе надвигались на меня.

IV

Пришло лето, и в Нгере все завертелось. Начался сбор тута. Были, конечно, и другие дела, но тут у карабахцев в особом почете.

Мы встали чуть свет. Надо было торопиться в сады. И не опадыши собирать, как встарь, а свежие ягоды с ветки.

После раздела бекских садов нам досталось целых двадцать деревьев.

Посреди двора — горка корзин, приготовленных под тут. Но деду кажется, что их мало. Из разных углов извлекаются все новые и новые. Бедная мама, как она старается! Я вспоминаю бабушку: она тоже все заботилась о таре, хотя мы добрую половину корзин приносили домой пустыми. Мать тащит из саманника плетенку с соломой на дне и с подкладышем. В плетенке несутся наши куры, но мать и ее не щадит. Она достает яйцо-подкладыш, деловито вытряхивает из корзины солому, освобождая ее под тут. И, против обыкновения, говорит, без умолку говорит.

— Тише, сорока! — ласково прикрикивает на нее дед.