Избранное

Юный Фил Френхем был последним и наиболее интересным из таких новообращенных и мог служить хорошим подтверждением несколько мрачных слов Мерчада, что наш старый друг «любит их свеженькими». Действительно, Калвин, несмотря на всю свою сухость, особенно высоко ценил лирические свойства юности. Он был слишком большим эпикурейцем, чтобы губить цветы души, которые он собирал для своего сада, и потому его дружба не оказывала разлагающего влияния на молодежь; напротив, она заставляла юную мысль распускаться в полную силу, а в лице Фила Френхема он приобрел прекрасный предмет для своих опытов. Юноша был несомненно умен, а неиспорченность его натуры была подобна чистейшей глине, покрытой тонкой глазурью. Калвин извлек его из тумана домашней скуки и открыл ему новый, неведомый мир, но это приключение ничуть ему не повредило. И в самом деле, искусство, с которым Калвину удалось возбудить любопытство Френхема, не заглушая в нем благоговейного трепета, казалось мне убедительным опровержением несколько кровожадной метафоры Мерчада. В цветении Френхема не было ничего болезненного, и старший друг даже и пальцем не коснулся столь любезных его юному сердцу предрассудков. И наилучшим тому доказательством служило то, что Френхем до сих пор почитал таковые же предубеждения в Калвине.

— В его характере есть черта, которой вы, друзья, не замечаете. Я уверен, что история с дуэлью не выдумка! — уверял он; и именно эта уверенность заставила его как раз в ту минуту, когда наша небольшая компания расходилась, обратиться к нашему хозяину с шутливой просьбой: — А сейчас ваша очередь рассказать нам о своем призраке.

Входная дверь захлопнулась за Мерчадом и другими гостями, остались только мы с Френхемом; преданный слуга, которому Калвин вверил свою судьбу, принес свежий запас содовой, и его лаконично отправили спать.

Общительность Калвина была подобна цветку, paспускающемуся ночью, и мы знали: он всегда ожидает, что после полуночи ближайшие друзья тесным кружком соберутся вокруг него. Казалось, однако, будто просьба Френхема несколько его смутила, и он приподнялся с кресла, в котором только что вновь устроился, проводив гостей в прихожую.

— О моем призраке? Неужели я, по-вашему, настолько глуп, чтобы раскошелиться на собственное привидение, когда у моих друзей в запасе столько прекрасных экземпляров? Хотите еще сигару? — со смехом обратился он ко мне.

Повернувшись к своему ощетинившемуся коренастому другу, стройный Френхем выпрямился во весь рост у камина и тоже рассмеялся.

— Ну нет! Если бы вы встретили привидение, которое вам действительно понравилось, вы никогда не согласились бы поделиться им с кем-нибудь! — сказал он.

Калвин снова погрузился в кресло. Его голова с копной волос утопала в углублении, образовавшемся в потертой кожаной обивке, а небольшие глазки тускло мерцали над только что раскуренной сигарой.

— Что? Понравилось?! О, господи! — проворчал он.

— Ага! Значит, оно у вас все-таки есть! — в ту же секунду накинулся на него Френхем, искоса бросив на меня победоносный взгляд; но Калвин, словно гном, съежился среди подушек, скрывшись за спасительными клубами дыма.

— К чему отрицать? Вы же видели все на свете — значит, вы видели и призрака, — настаивал его юный друг, бесстрашно пробиваясь сквозь эти клубы, — а если вы все же утверждаете, что не видели такового, то лишь потому, что видели сразу двух!

Форма, в которой был сделан этот вызов, казалось, потрясла нашего хозяина. Он как-то странно, по-черепашьи, высунул голову из облака дыма и одобрительно уставился на Френхема.

— Вот именно! — воскликнул он, визгливо рассмеявшись. — Это лишь потому, что я видел сразу двух!

Эти неожиданные слова медленно затихали в глубокой тишине, меж тем как мы с изумлением смотрели друг на друга поверх головы Калвина, а он безмолвно созерцал свои привидения. Наконец Френхем молча опустился в кресло по другую сторону камина и с выжидательной улыбкой наклонился вперед…

II

Конечно, это не какие-то выдающиеся призраки: ценитель не обратил бы на них внимания… Я не хочу вас напрасно обнадеживать… Их единственное достоинство заключается в их количестве — в исключительном факте существования двух призраков одновременно. Правда, я вынужден признать, что в любой момент я, возможно, сумел бы изгнать их, попросив своего врача прописать мне какое-нибудь лекарство либо сходив к окулисту за очками. Но я так и не мог решить, к кому мне обратиться (страдал ли я от расстройства пищеварения или от обмана зрения?), я предоставил им возможность и дальше вести их любопытную двойную жизнь, хотя временами они делали мою собственную чрезвычайно неприятной…

Да, именно неприятной, а вы знаете, что я не терплю неприятностей. Но, когда началась эта история, глупая гордость не позволила мне сознаться в том, что меня может вывести из равновесия поразительное явление, что я вижу сразу двух…