Избранное

Свернув за Саундерстауном на ответвляющуюся от автострады Южную паромную дорогу, я без труда нашел тот склон, где некогда стояли белые бараки Форта-Карне. Кончается дорога немощеным участком, покрытым гравием и довольно круто спускающимся к бухте. Никакого парома на ней нет и, наверно, никогда не amp;ыло.

16

Вдоль Южной паромной дороги тянулись не ряды вилл и летних домиков, какими усеяны все берега залива Наррагансетт, а лишь ветхие хутора, полуразвалившиеся деревянные халупы, окруженные мелким кустарником и неряшливо убранными полями. Все это, вероятно, уже было, когда нас в 1945 году доставили в лагерь на грузовиках, крытых брезентом. Странно, что я, будучи военнопленным и живя у подножия прибрежных холмов, загораживавших вид в глубь суши, представлял себе окрестности Форта-Карне именно такими, какими наконец увидел их в тот октябрьский день 1970 года.

17

Как-то весенним вечером 1971 года, когда Т. прочитал эти строки Элизе и Уильяму — а супруги Дорранс требуют, чтобы он каждый вечер читал им вслух написанное за день, — Уильям перебил его. «Думается, — сказал он, — в этом и состоит разница между твоим пребыванием в плену тогда и сейчас. Окрестности нашего дома тебе достаточно хорошо знакомы. Не так ли?»

18

В том месте, где мы каждое утро просыпались под звуки песенки «О крошка, будь добра», исполняемой Дюком Эллингтоном и разносимой по окружающим холмам громкоговорителем, установленным на кухонном бараке, теперь раскинулся современный университетский спортивный комплекс штата Род-Айленд. В это время года комплекс был уже закрыт, нигде ни души. Только старый пирс, там, внизу, у самой воды, был такой же грязно-бурый, как тогда.

19

Я спустился к берегу. И вновь, как двадцать пять лет назад, глядел на белый маяк, указывающий фарватер, на низкие холмы острова Конаникет посреди залива, на выход из бухты в море. И ничего не ощутил.

20

«Бедняга, — говорит Элиза. Удивительно, как в ее грудном голосе сплавляются теплое сочувствие и язвительная насмешка.-Может, нам стоит съездить туда еще разок, уже вместе? Может, ты был просто не в настроении? Ну конечно же, — продолжает она, обращаясь только к Уильяму. — Давай прокатимся с ним в его старый лагерь».

21

Мой старый лагерь в свое время значил для меня очень много, если не все. И я ожидал от свидания с ним какого-то чудовищного водопада воспоминаний. Что ни говори, но после эпохи потрясений и взрывов именно в тихой заводи Форта-Карне я созрел для того, чтобы стать писателем.

22

«Благодарю покорно! — возражает Т. — Но яне хочу!» Здесь, возможно, будет уместна первая ретроспекция: личная жизнь молодого Т., еще не переступившего порога своего тридцатилетия. Может быть, интерполировать сюда роман с Н., которую он, вернувшись, так и не смог разыскать.

23

Погрузившись в воспоминания о Н., я нашел на каменистом пляже уменьшенную копию той громадной раковины, которую я в свое время тащил в ранце через полмира, чтобы подарить ей. Но даже воспоминание о Н. в этот день не расшевелило меня, равно как и место, где я находился. Может, все дело было в погоде, в этом ледяном, пронизывающем ветре под голубым небом, в излишне отчетливом освещении, лишенном воздушной перспективы?

24

В Форте-Карне, в стерильном пространстве этого образцового лагеря для военнопленных, я, кроме всего прочего, обучился демократии. «Демократия, — сказал нам профессор Смит, — есть метод творческого компромисса». Это определение показалось мне убедительным.

25

Я не уверен, стоит ли заставлять Т. читать вслух и те места его рукописи, где речь идет об Элизе, — ну, например, такую фразу: «Удивительно, как в ее грудном голосе сплавляются теплое сочувствие и язвительная насмешка».Или какие-то другие пассажи в более поздних главах. Может быть, ему стоит опускать их при чтении — из робости или из нежелания задеть Уильяма. И все же лучше бы у него хватило духу предать их гласности.

26

Само собой разумеется, Элиза немедленно проявляет интерес к Н. и расспрашивает Т. о ней. Вышеупомянутая ретроспекция, таким образом, будет весьма органично вытекать из его слов. Позже Т. внесет в рукопись одну фразу, в которой признается, что Элиза — первая женщина, с которой ему не мешают воспоминания о Н.

27

Я проехал немного дальше-до мыса Джудит — и оттуда посмотрел на океан. При этом на память пришли лунные ночи на военно-транспортном судне «Самюэль Муди». «Дельфинов приманивают фосфоресцирующие бурунчики пены за кормой», — объяснил мне один из матросов, когда я перегнулся через борт. Было это в ноябре, когда нас из Бостона переправляли в Гавр; война уже кончилась.

28