Избранное

— Уходи, — потребовала она. — Ничего мне от тебя не надо. Убирайся.

— Черт знает что, — негромко говорил он, завязывая галстук, — это черт знает что за характер.

Галя лежала ничком на кровати и ждала, пока он соберет свои шмотки, оденется и уйдет. Она не ответила на его короткое прощание. Он осторожно притворил за собой дверь. Что же поделаешь? Чем его удержишь?

В дверь постучали. Тихо, чуть слышно.

Вернулся! Неужели вернулся!

В дверях стояла Люська со своей ситцевой тряпкой:

— Тетя Галя, вы обещали сегодня…

4

Александр Семенович шел с сыном по Ленинскому проспекту.

— Как проигрывает город осенью, — сказал он. — Летом, когда цветы и зелень, это одна из самых красивых улиц.

Сын промолчал. Нет, никак не налаживался непринужденный, дружеский разговор двух мужчин.

Приход Александра Семеновича к молодым опять не удался. Ничего не получилось из его желания почувствовать родную простоту отношений.

Он принес торт и вина. Ирина вежливо поздоровалась, собрала со стола тетради и книги и ушла на кухню. Володя посидел с отцом минут десять и озабоченно сказал:

— Папа, я сейчас.

Александр Семенович ходил от стены к стене и старался не слушать, о чем они шепчутся в маленькой кухне своей однокомнатной квартиры. Хозяйкой здесь была Ирина, и ему казалось, что все до боли знакомые вещи, перенесенные из старой квартиры, точно умерли здесь.

Пришел смущенный Володя:

— Ты знаешь, у Иры завтра лекция. Я сейчас приготовлю чай, она с нами выпьет.

— Конечно, конечно, — сказал Александр Семенович.

Он сам расставил на столе чашки, нарезал торт, раскупорил вино. Раз у нее завтра лекция, что ж тут скажешь… Дело прежде всего.

Но чего ему хотелось? Чтоб она обрадовалась его приходу, чтоб сама сказала: ах, какая досада, что у меня завтра лекция! Чтоб она все-таки посидела с ним, поговорила, а потом, если уж лекция, недоспала бы часок или поднялась пораньше утром.

Ирочка посидела за столом как гостья. К вину не притронулась. Александр Семенович уговаривал ее съесть кусочек торта, точно он был хозяином дома.

От горечи уже несправедливый, он отвергал и то, что раньше считал достоинствами невестки, — ее серьезность, целеустремленность. Сейчас он спрашивал себя, что нашел его мальчик в этой холодной, неуютной женщине.

Когда Володя собрался проводить отца, Ирина спросила:

— А ты не забыл, что журналы надо вернуть завтра?

— Я успею их просмотреть, — покорно ответил Володя.

Давно прошли времена, когда Александр Семенович открывал своему сыну мир, когда был для него главным, всезнающим и всемогущим. Потом прошли и времена их горячих полночных бесед и споров, когда он мог направлять горячий юношеский задор, когда любовь и доверие сокрушали извечные преграды между отцами и детьми.

Теперь Александр Семенович уже не мог говорить с сыном о том, что занимало основное место в жизни мальчика, — о его работе. Однажды он был почти потрясен, услышав нетерпеливые слова сына: «Ну этого я не могу объяснить тебе, папа. Тут надо знать высшую математику».

В сфере деятельности Володи и Ирины познания Александра Семеновича не распространялись дальше освоения научно-популярных статей о машинах, обладающих почти неограниченными возможностями.

Он спрашивал:

— Неужели эти машины смогут воссоздать себе подобных?

— Теоретически рассуждая — да, — отвечал Володя, — конечно, если это будет им задано.

— И могут выйти из подчинения человека?

— Папа, ты начитался фантастических романов. Но не исключено, что при комплексе заданий может возникнуть и непредвиденное.

— Даже во вред их создателю?

— Возможно.

— Но ведь сломать всякий механизм проще всего? Выдернуть какой-нибудь винтик…

Рассмеялась даже Ирина. Она вообще редко смеялась. Жила в доме как в гостинице — уверенно, но безучастно. Их осиротевший дом очень нуждался в женском тепле. Ирина не согрела его. Не умела и не хотела.

Александр Семенович как-то спросил сына:

— Чем недовольна твоя жена?

Володя ответил быстро, не задумавшись. Очевидно, этот вопрос между молодыми уже обсуждался.

— Понимаешь, она говорит, что ты ее принял слишком ласково.

— Разве это бывает «слишком»?

— Она говорит, что это не может быть искренне. Ведь ты ее совсем не знал. Ей не нравится, что ты ей подарил часы и всякие вещи. Это ее обижает. Она никогда не жила в семье и многого не понимает.

Бедный мальчик! Он не мог принять ее правоту, но горячо защищал все, что она говорила. Ему было труднее всех. Сын весь был понятен Александру Семеновичу, но невестку он не понимал. То, что ему казалось простым и естественным, встречало с ее стороны глухой молчаливый отпор. А ему хотелось, ничем не ущемляя памяти ушедшей, снова ощутить нежность к женщине, снова иметь возможность заботиться о ней.

И если этого не получилось, то как сохранить прежнюю близость с сыном? Вот он идет рядом, и Александр Семенович не может спросить его: «Ну скажи, как ты живешь, как работаешь?»

Первым спросил Володя:

— Как у тебя? Какие там соседи, ничего?

— Вполне, — сказал отец, — очень уважают мою деловую причастность к квартирным вопросам. Только удивляются, как это я сам себе не подобрал лучшего варианта.