Избранное

— Я полагаю, дражайшая сестрица, что в своем царстве каждый из нас может распоряжаться, как ему благоугодно, для того он там и властвует. Если твой муж не любит вашего ребенка, мне-то какая печаль? Я не нарадуюсь на своих детей, и если бы братец тронул, скажем, Бентесикиму, это было бы дело другое. Но этого он никогда не сделает, а ваш калека меня не касается. — И он прибавил: — Я не желаю, дорогая сестрица, чтобы ты еще когда-нибудь заводила со мной такие щекотливые разговоры. Зевс меня не трогает, и я хотел бы жить с ним в мире. Как ты ладишь с твоим супругом, это твое дело, меня, пожалуйста, в это не впутывай.

Едва проговорив эти слова, он уже подосадовал на себя за то, что их сказал, но Гера, полная сдержанной ярости, сразу ушла и семь лет таила в себе злобу. И вот теперь она опять сидела у Посейдона и изливала ему душу, но на сей раз она жаловалась не только на собственную беду.

— Если ты мне брат, — говорила она, — если ты мне брат и чтишь наше родство, ты должен меня выслушать! Наш брат Зевс теряет разум, мы на Олимпе это знаем уже давно, но теперь он в своем безумии принялся всем нам угрожать, потому я к тебе и пришла. Семь лет я терпеливо сносила, что он мучает и терзает нас, неизменно пребывающих возле него, но сегодня Зевс за волосы стащил меня с престола и посадил рядом с собой эту чужачку, эту приблудную, эту дочь Сторуких! Она лучше нас всех, заявил он, и еще потребовал, чтобы мы стали перед ней на колени, поцеловали ей ноги и присягнули, как повелительнице. А за то, что мы не пожелали этого сделать, он нас побил: Гестию, Гебу, Артемиду и меня и…

— Сестра, — перебил ее Посейдон, слушавший вначале с недоверием, но потом все более внимательно и со все более мрачным выражением, — сестра, я тоже нахожу это происшествие неслыханным, но прими во внимание, что не злая воля, а ужасающая головная боль делает иногда нашего брата таким бешеным. Я знаю с давних пор, что во время таких приступов он теряет всякое соображение, но потом об этом жалеет, берет себя в руки и ведет себя лучше. Не следует ли тебе великодушно простить ему и этот случай? Впоследствии он, несомненно, будет тебе за это благодарен.

Снисходительность брата разозлила Геру. Того, что ее слова уже разожгли его, она не замечала. «Он мужчина, — думала она, — и тоже влюблен в эту бесстыжую, как Зевс, Арей или Аполлон! Если я стану и дальше ее хулить, он еще примется ее защищать!» И она нерешительно проговорила:

— А то, что Зевс все время кричит, будто Кронос правильно поступил со своими родичами, отстранив их от власти, это мы тоже ему простим?

— Он в самом деле это сказал? — воскликнул Посейдон, и, хотя в его вопросе сквозило неверие, в нем слышалось уже и возмущение.

Зевс никогда этого не говорил, но Гера кивнула.

— Он мне за это ответит! — вскричал Посейдон. — Я тотчас же пойду к нему.

— Это было бы глупо, — поспешно возразила Гера, — разумеется, он станет все отрицать. Выйдет лишь бесполезная ссора, а он будет предупрежден. — Вдруг она зарыдала и, рыдая, бросилась на грудь к Посейдону. — Ах, братец, — рыдала она, — ты себе не представляешь, что там у нас творится! Зевс поступает как ему вздумается, от раза к разу безумнее, и в один прекрасный день он еще напустит на нас Сторуких. Это уже не головные боли, а чистое безумие, и эта морская корова, которая по-настоящему должна быть твоей собственностью, алчно использует его нам во вред.

Рыдания Геры перешли в тихий плач, а ее мокрое лицо беспомощно приникло к груди брата. Посейдон был потрясен этим взрывом горя. У него теперь и в мыслях не было насмехаться над Герой, и в мыслях не было, что она способна солгать или преувеличить. Он прижал сестру к себе и подумал: «Ну, второй сын Геи, готовься! Близок твой час! Если Зевс и в самом деле безумен и лелеет такие планы, его надо сместить, и кто же иной, как не ты, должен тогда стать предводителем!» Но при этой мысли он снова увидел лица Кратоса и Бии. Он снял руки Геры со своей шеи, медленно обошел грот, заглядывая в каждый угол, поднимая завесы из водорослей, всматривался даже в черную манящую пучину. Потом снова повернулся к сестре, которая уже справилась со слезами.

— Сказывай, — тихо потребовал он, — поведай, что тебе известно! Говори все, но не кричи.

— У нашего предводителя неладно с головой, — повторила Гера, тоже перейдя на шепот. — Там что-то стучит и гремит, а бывает, что зовет его и стрекочет, и тогда я даже слышу слова: «Выпусти меня, батюшка, я хочу на волю, отец Зевс, я хочу выйти на свет!» Тогда он вскакивает и бежит куда глаза глядят, а всякий, кто ему встретится, бывает бит, конечно, кроме этой чужачки.

— Постой, — перебил ее Посейдон. — Кто это стрекочет и разговаривает у него в голове?

— Впору подумать, будто ребенок, только это невозможно, — отвечала Гера. — Голос женский, а звучит по-мужски.

— Как бы мог в черепе у него оказаться ребенок?

Гера пожала плечами.

— Право, я не знаю, — сказала она. И прибавила: — Знаю только, что дальше так продолжаться не может.

Посейдон принялся размышлять вслух.