Избранное

Слова эти она произнесла в самое время, ибо Гефест уже выбился из сил, но, услыхав похвалу старухи, преисполнился неизъяснимой гордости и держался стойко, пока они не дошли до расщелины в земле, откуда, как в Критском лесу, клубился желтый дым. Гея вошла вовнутрь, и Гефест, почуявший в запахе дыма предвкушение покоя, тепла и безопасности, без колебаний последовал за ней. И в самом деле: пройдя несколько шагов, он очутился в просторной пещере, посреди которой пылал огонь.

Ошеломленный этим зрелищем, мальчик остановился.

Он никогда еще не видел пламени. Доселе он знал только неспешно странствующее по небу огненное солнце, чье красно-золотистое теплое сияние трижды ласково обтекало его во время полета. Но полыхание солнца было ослепительным и далеким, нестерпимым для глаз, а потому, по сути дела, невещественным, здесь же совсем близко от него прыгало веселое существо, высовывая десятки языков и на десятки голосов шипя, потрескивая и брызгаясь, пело свою песенку…

Гефест стоял как зачарованный. В жилищах богов не было огня, хотя осень уже близилась к концу. Нельзя сказать, что боги не нуждались в тепле, они не были столь нечувствительны к холоду, как некогда титаны, однако для того, чтобы согреться и в самую лютую стужу, им было довольно зарыться глубоко в мох, оставив снаружи лишь кончик носа. Так они все и лежали — Зевс, Гера, Арей, Аполлон и другие, — тряслись от холода и мечтали о весне. О том, что можно приручить огонь и поддерживать его в жилище, не знал никто, кроме старухи, даже Прометей.

Поэтому Гефест был преисполнен изумления; с разинутым ртом и сияющими глазами стоял он перед пляшущим пламенем и понемногу постигал свое счастье: растянуться здесь, возле этого веселого малого, и обрести покой, на который он уже не надеялся. Теперь, когда он был так близок к цели, все его. мученья показались ему страшным сном. Дрожа от изнеможения и все-таки уже счастливый, он напрягся и сделал еще один шаг, последний шаг на этом мучительном пути. И тогда испустил горестный, испуганный вопль.

— Ай, — завопил он, — чудовище меня укусило! Ой-ой, оно кусается!

Желтый язычок лизнул голую подошву его больной ноги. Гефест поднял костыль, чтобы ударить обидчика, и, не удержавшись, рухнул возле огня на сломанное бедро. Костыль выпал у него из рук и покатился в костер, но этого он уже не видел. Пронзенный болью и вконец сломленный разочарованием, он беззвучно заплакал, но и у Геи катились слезы по щекам. Она плакала от смеха, став при этом моложе и выше ростом.

Но вдруг она сама себя одернула и принялась громко браниться.

— Что ты, малый, шалишь, свою ногу спалишь! — напустилась она на Гефеста, который почти уже впал в беспамятство. Пережив испуг и боль в минуту, когда он уже чаял избавленье, мальчик сквозь пелену слез взглянул в огонь и увидел, что его костыль горит. Кора сука во многих местах полопалась, и белая древесина испускала сок, который, шипя, исходил голубоватым пламенем. Но Гефест не шевельнулся. Пусть огонь пожрет его костыль, пусть пожрет его самого, путь пожрет и эту пещеру, и весь мир, лишь бы кончилась его мука! Ибо он был на исходе сил; упасть с высоты сладчайшей надежды — надежды на покой и отдохновение — в эту огненную яму, где бушевала страшная старуха, тряся его, толкая и беспрестанно требуя, чтобы он лез в огонь, было еще ужаснее, нежели рухнуть с Олимпа в осотник.

— Вытащи его! — кричала старуха. — Вытащи костыль!

Ее голос клевал и пилил его, а на черном сморщенном лице старухи плясал зловещий румянец.

Даже коршуны, которых он видел, не могли быть хуже, а их клювы и когти — острее, чем непрерывно стучавшие ему в уши слова: «Вытащи его! Вытащи скорей! Да вытаскивай же!»

Лучше бы ему остаться лежать на камнях, теперь бы уже все было позади. Старуха толкала его.

— Вытащи его! Вытащи костыль!

Ее крики пробудили его от наступавшего беспамятства, а бодрствовать было невыносимо. Гефест понял, что обретет покой, только исполнив волю своей мучительницы. Он покорно сунул руку в огонь, чтобы схватить костыль, и снова завыл, только на сей раз в его вое, перекрывая горесть и боль, звучала ярость. Это был волчий вой, и все его силы сосредоточились в одном желании — убить старуху. На краю костра лежал сук, еще не успевший загореться. Гефест потянулся к нему опаленной рукой. Старуха ведь ростом с вершок, так что он и лежа попадет ей по голове.

— Вытащи его! Вытащи наконец! Да уж ты у меня вытащишь!