Избранное

Инструмент, о котором идет речь, — флейта, изобретение Афины, обладавшей талантом видеть сокрытое в обычных вещах. Например, в ольховой ветви толщиной в палец; Афина постучала по ней и обнаружила, что форма ее позволяет извлекать звуки, в которых сливается сила соловьиной трели и прозрачность пения жаворонка. Этому помогает устройство в виде мундштука. Звук действительно был прекрасный. Настолько, что нимфы, заслышав его, покидали свои луга и поля, а разъяренные быки успокаивались и прекращали реветь.

Афина поспешила на Олимп, дабы снискать милостей богов, но, лишь только раздались первые звуки, Гера, Высочайшая, принялась смеяться, ее примеру последовала Афродита и, перегнувшись в своем золоченом кресле к одолеваемому зевотой Аресу, шепнула ему что-то такое, от чего он, хлопнув себя по ляжкам, громко захохотал. В полном замешательстве, сконфуженная, но еще надеясь, что все это какое-то недоразумение, Афина глянула на Гермеса, слушавшего ее игру склонив голову; почуяв ее взгляд, он поднял глаза и, посмотрев на нее, тоже разразился хохотом.

Озадаченная и смущенная, Афина покинула Олимп.

Но не в ее характере было покорно сносить обиды. Размышляя о своей неудаче, она вспомнила, что Гермес не смеялся, слушая, до тех пор пока не увидел ее лица. Тут она поспешила к морю — поглядеть на свое отражение в воде. И вот что предстало ее взору: безобразно перекошенный рот, надутая щека, синие вздутые вены на висках. Было над чем похихикать, узрев такую картину.

Афина, защитница целомудрия, с отвращением отбросила флейту. И гнев ее был столь велик, что флейта, перелетев через море, достигла Фригии. Богиня наложила свое проклятие на злополучный инструмент.

«Тот, кто поднесет флейту к губам, — сказала она, — никогда не приблизится к богам, и наказание будет гораздо более жестоким, чем простая насмешка».

И дева старательно вымыла лицо морской водой.

Прогуливаясь по берегу моря, Марсий нашел флейту. Мы уже говорили, что он был силеном, отпрыском знаменитых спутников Бахуса — из тех косматых простодушных созданий, сочетавших в себе ослиное упрямство и козью доверчивость и отличавшихся раскачивающейся походкой, присущей всем толстякам. Они любили выпить, у них были копыта и длинные уши и иногда, вот как у Марсия, например, — небольшие хвостики. Все их обожали, прощая им пьянки и храп по чужим садам. Эти пьяницы-весельчаки гуляли ночи напролет, а тут еще появилась флейта: от ее звуков воздух как будто полнился вином. Марсий играл, и фригийцы, после падения Трои забравшиеся в свои пещеры, вылезали на свет божий и устраивали танцы.

А Афина была уже далеко.

Сладкозвучная флейта привлекла и Кибелу, черноглазую фригийскую богиню, которую крестьяне и кузнецы прозвали Аммас. Она явилась в обличье храмовой девы, с раскрытой грудью; удобно расположившись на траве, пила вино, раскачиваясь в такт музыке, смеялась и говорила, что в игре Марсий превосходит Аполлона. Силен был достаточно простодушен, чтобы поверить Кибеле, и, не долго думая, повернув инструмент навстречу потокам западного ветра, вызвал Аполлона на состязание.

Аполлон не преминул предостеречь его, и вот каким образом: заснув, Марсий увидел себя снова прогуливающимся по морскому берегу; устремив глаза к небу, он заметил, что оно необычайно высокое и на нем ничего не видать, вверху простиралась мерцающая пустота. Марсий напряг зрение, ища какого-то знака оттуда, сверху, но вдруг споткнулся о флейту, лежавшую на песке. Хотел взять ее, но она оказалась настолько тяжелой, что он не смог оторвать ее от земли. Он все-таки попытался ее поднять, вцепившись в нее обеими руками, и чуть не лопнул от натуги.

Весь следующий день он не прикасался к флейте, но вечером все пошло своим чередом: вино лилось рекой и, хотя Кибела на этот раз не приходила, собравшиеся веселились не меньше и речей богини не позабыли. «Звук, подобный свету луны!», «Лучше Аполлона!» — ликовали танцующие вокруг костра, повторяя слова богини. Раззадоренный, упиваясь успехом, силен опять принялся за игру, споря с Аполлоном, а ночью ему привиделся второй сон.

На этот раз ему привиделась лира — опять на фоне пустынного неба, — лира, устремленная вниз под косым углом; внезапно струна ее, выгнувшись дугой, издала неприятный дребезжащий звук, пронзивший Марсия до самых потрохов. Тупой, тягучий страх объял его. На утро Марсий решил отсидеться в своем тростнике и не поддаваться на уговоры. Ему, однако, не удалось устоять перед полуобнаженными нимфами, охмурявшими его на все лады: они притащили вино и плясали, выставив напоказ голые груди. Он не утерпел, приложил флейту к губам, и вся его тоска излилась в чудесных звуках. Одурманенный собственной игрой силен улегся спать, в счастливом неведении предавшись мечтам.

Он играет так прекрасно! Никакой Аполлон не сравнится с ним.

Но почему он так и не появился? Куда он пропал?

Наверное, не решается…

Лира, низвергшаяся с пустынного неба.