А главный телохранитель сказал:
— Он хочет, чтобы мы побросали оружие и стали ковыряться в земле, как холопы или рабы.
— Он хочет украсть у нас нашу победу, — проронил царь, — и речи его суть речи злокозненного Ахаба!
Он дал знак палачу, и тот опять отвел пророка в темницу.
Обнажая меч, палач сказал:
— Ну, что толку в твоих пророчествах, глупец? Кому польза от твоей правды? Даже тебе самому никакого от нее проку. Но теперь уже поздно. Три раза вздохнешь, и умолкнешь навеки. — И повторил: — Что толку в твоих словах?
— Слово хранится в веках, — ответствовал пророк, который и во многих всегда один, ибо его уста — уста истины, а она одна. Звали его Михей. Палач взмахнул мечом. Собаки завыли.
Пророков было трое, и всех звали Михей, и трое палачей отрубили им головы, но после казненных пришли другие, и другие придут после этих, и все они — одни и те же, и уста у них одни. Так гласит слово, сохранившееся в веках, и тянутся ли к нему народы или насмехаются над ним, но оно предвещает будущее — не каким оно должно быть, а как оно придет и каким будет — первой горой или второй, ибо только одна из двух гор сбудется, поелику две горы не могут стоять на одном и том же месте. Не мною сказано: «И будет в последние дни… и пойдут многие народы… и перекуют они мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать, но каждый будет сидеть под своею виноградною лозою и под своею смоковницею, и никто не будет устрашать их, ибо уста Господа Саваофа изрекли это».
УХО ДИОНИСИЯ
В конце концов относительно всех существующих ныне государств я решил, что они управляются плохо… И, восхваляя подлинную философию, я был принужден сказать, что лишь от нее одной исходят как государственная законодательность, так и все, касающееся частных лиц. Таким образом, человеческий род не избавится от зла до тех пор, пока истинные и правильно мыслящие философы не займут государственные должности или властители в государствах по какому-то божественному определению не станут подлинными философами. (…) Ныне же либо некий злой гений, или какая-то пагуба, поразив нас беззаконием и нечестней, а самое главное, дерзким невежеством, из которого возникает и плодится для всех всевозможное зло, в дальнейшем рождающее для тех, кто его создал, горький-прегорький плод, — эта пагуба снова все низвергла и погубила.
В окрестностях Сиракуз, в благоухающих садах на месте древних каменоломен, которые теперь называются «Райская темница», гиды охотно показывают туристам грот, округло сужающийся кверху и уступчато в глубину и удивительно похожий на ушную раковину. Грот этот зовется «Ухо Дионисия».
«Ухо» неизменно поражает воображение. Один из гидов входит в грот, второй вместе с группой туристов поднимается по серпантинной тропинке вверх по склону к древнему амфитеатру и там, среди гранитных глыб и чертополоха, на расстоянии добрых трех сотен метров в сторону от грота, предлагает им опуститься на землю у трещины, из которой внезапно раздается и вздымается, словно свод, голос человека, оставшегося в гроте. Человек этот не кричит — от крика полопались бы барабанные перепонки, — он шепчет, и слышно, что именно он шепчет, слышно даже, как он дышит, слышно, как потирает руки, как приглаживает волосы; он находится в двух с половиной стадиях от слушающих, а кажется, будто бы среди них.