Избранное

— Я помню, ты говорила, что тебе предлагают ехать в Ланьчжоу. А сейчас молчишь.

Жена испытующе на него посмотрела.

— Пока только одни разговоры. — Она старалась говорить спокойно. — Вряд ли из этого что-нибудь выйдет.

Тут в комнату вошла мать, бросила взгляд на сноху и хмыкнула: врешь, мол. Шушэн покраснела, отвела глаза.

— А если тебе все же предложат ехать, — не унимался Вэньсюань.

Шушэн не понимала, к чему он клонит.

— Не знаю, — ответила она. Это напоминало допрос, и она встревожилась.

— Ну, если тебя переводят, придется ехать, — проговорил он.

— Отказаться — значит распрощаться со службой, — решительно заявила она, хотя и не думала об этом.

— Уволиться? Но это невозможно! Я болен, сын учится, на что же жить? — рассуждал он вслух.

— Будем продавать вещи, занимать деньги, с голоду не умрем. — Жена говорила громко, чтобы услышала свекровь. Хоть чем-нибудь досадить старухе. Достаточно она от нее натерпелась.

Вэньсюань горько усмехнулся.

— Думаешь, нам есть что продать? За эти годы мы все проели. А где взять в долг? Вот если у твоих щедрых друзей…

— Не нужно об этом говорить, — сказала она. — Ты болен, тебе нельзя много разговаривать. — Она отвела глаза.

— Я не могу уснуть. Закрою глаза, и все мелькает, как в кино. Голова не знает ни минуты покоя.

— Ты слишком много думаешь. Лежи спокойно — и уснешь.

— Хорошо говорить «не думай»! В мои годы так заболеть! Выздоровею ли? — вздохнул он.

— Не волнуйся, Сюань, все будет в порядке. Доктор же сказал, примешь лекарства, отдохнешь недельку-другую, и станет легче, — вмешалась в разговор мать.

— Сходил бы в больницу, прошел обследование. Так будет надежнее. Я… — начала жена, но Вэньсюань перебил ее:

— А что, если у меня чахотка в последней стадии?

— Значит, будем лечить чахотку, — не задумываясь, ответила Шушэн.

— Слишком дорогая болезнь, — усмехнулся Вэньсюань. — Не говоря о лечении, на поправку тоже нужны огромные деньги.

— По-твоему, выходит, беднякам умирать? — рассердилась Шушэн. — Не беспокойся, не так уж мы бедны.

— Бесполезный разговор! — Он снова стал задыхаться, хрипеть, лицо его покрылось красными пятнами.

— Дай ему отдохнуть. — Свекровь подошла к кровати, бросив сердитый взгляд на Шушэн. — Не разговаривай, Вэньсюань… — Она с жалостью посмотрела на сына. — Разговор причиняет тебе боль. Закрой глаза и постарайся уснуть.

Сказав «ладно!», сын вздохнул и послушно закрыл глаза.

Шушэн такого не ожидала и уже готова была вспыхнуть, но подумала: «Что толку от вечных ссор, ругани, ненавидящих взглядов?! Живем плохо, но не расходимся, я не терплю свекрови, а у него не хватает мужества расстаться ни с ней, ни со мной. Так все и тянется. Он тяжко болен. Что он может мне дать? Утешение? Поддержку? Только и делает, что вздыхает, хотя вздыхать должна я. Потому что принесла в жертву свою молодость, погребена в этой мрачной, холодной комнате, а взамен получаю ненависть». Ее терпению, она знала, скоро придет конец. Ты хочешь, чтобы он был на твоей стороне? Не возражаю! Он мне не нужен. Шушэн усмехнулась и подошла к окну.

Ночь выдалась морозная. От окна тянуло холодом. А за ним расстилалась темнота, лишь где-то вдали нет-нет да и мелькнет одинокий огонек. Их дом был своего рода демаркационной линией. За ним находился совсем другой мир, там отключили свет. Она вздрогнула, пожала плечами. Зачем отключают свет? Никому до нее нет дела, никто ею не интересуется. Она страшилась своего одиночества. Свет лампы был тусклым, как глаза больного, от него не становилось легче. Вэньсюань лежал с закрытыми глазами, прерывисто дыша. Он, казалось, худел на глазах. Свекрови в комнате не было. Шушэн подошла к кровати и тихонько поправила одеяло. Вэньсюань открыл глаза, как-то отчужденно посмотрел на нее. Шушэн вздрогнула, потом ласково сказала:

— Одеяло чуть сползло.

— Да? Мать уснула? А ты почему не спишь?

— Рано еще, — ответила Шушэн. — Отдыхай, я не буду мешать.

— Не спится, — улыбнулся он. — Завтра день твоего рождения…

— Совсем забыла, а ты помнишь! — Шушэн была растрогана.

— Здесь тысяча шестьсот юаней. — Он протянул дрожащей рукой деньги. — Закажи сливочный торт, четыре фунта. Это мой подарок. Я не хочу просить мать. Ты уж извини.

— Ну какой день рождения? — говорила она, чуть не плача.

— Прошу тебя, закажи… Я боюсь выходить, вот и приходится беспокоить тебя. Возьми деньги…

В дверь постучали. «Неужели опять письмо?» — подумала Шушэн и крикнула:

— Войдите!

Это был Чжун — сослуживец Вэньсюаня.

— Хорошо, спасибо. — Шушэн поспешила убрать деньги.

— Ну, старина Ван, как себя чувствуешь? Ты в постели? — спросил Чжун, поздоровавшись с Шушэн.

— О, господин Чжун, садитесь, пожалуйста, — пригласила Шушэн.

— Лао Чжун, каким ветром тебя занесло? Не так уж я болен, скоро поправлюсь. Прости, что причинил тебе беспокойство. Сегодня хотел идти на работу, но голова закружилась. Вот и прилег, — с трудом приподнявшись, говорил Вэньсюань виноватым тоном.

— Лежи, лежи, я скоро уйду, — сказал Чжун.

— Ничего, ничего. Посижу. Спать не хочется. Видишь, я даже не раздевался.

— Лучше лежи, и так можно беседовать, — мягко произнес Чжун.

Шушэн разлила чай.