Избранное

Ду Дасинь сидел прямо напротив трюмо, в котором отражалось каждое движение Ли Цзиншу. Она устремила свои сразу просветлевшие глаза на картину Милле [8]«Анжелюс». Гости смотрели на нее не отрываясь, в их глазах было и одобрение, и ожидание чего-то необычного. Ли Цзиншу вскоре словно растворилась в своей песне, исходившей из глубины души. Ей стало казаться, что она и есть та крестьянская девушка из русской степи, что это она провожает в поход своего милого и поет для него. Глаза ее и лицо меняли выражение в зависимости от того, о чем она пела, на щеках запылал нежный, словно краски зари, румянец. Густые, похожие на черный шелк пряди волос обрамляли ее овальное личико, взор чистых, как осенние воды, больших глаз, казалось, пронзал живописный шедевр на стене напротив. Под левым глазом девушки была крохотная светлая родинка. Грациозную фигуру плотно облегало ципао [9]небесно-голубого цвета, грудь еле заметно вздымалась и опускалась, тело чуть-чуть раскачивалось в такт музыке и пению. Аккуратный, цвета белой яшмы нос, в меру полные алые губы, из которых рвется эта прекрасная мелодия. В лирических эпизодах ее голос становился удивительно мягким, он тянулся словно нескончаемая шелковая нить; в местах, исполненных пафоса, он напоминал боевой горн, звучащий в ночи над полем битвы. Звуки песни лились плавно и размеренно — словно нитка жемчужин ниспадала на пол. Порой мелодия текла прихотливо, словно легкое дуновение ветерка весенней лунной ночью над опьяненной степью; порой она клокотала, как волны весеннего прибоя, бьющиеся о каменную стену заброшенной крепости.

Ли Лэн слушал с закрытыми глазами, еле заметно улыбаясь и одобрительно кивая головой. Юань Жуньшэнь сидел как зачарованный, Линь Цююэ не отрывал глаз от певицы. Чэнь Бинбо с довольным видом поглаживал свои усики, а его супруга шептала ему, что еще никогда не слышала столь дивного пения.

Ду Дасинь ни разу не взглянул на Ли Цзиншу и в то же время постоянно видел ее, отчетливо отраженную в зеркале. Сегодня она была еще более красивой — во всяком случае, ему так показалось.

Ли Цзиншу дошла до того места, где Разин в последний раз обращается к любимой. Ду Дасиня охватило волнение, сердце заколотилось в груди. Боясь, что гости заметят необычное выражение его лица, он поднялся, отвернулся ото всех и стал смотреть куда-то за оконное стекло. Знакомые строфы словно вырывались из его собственной души, но в исполнении прекрасной певицы они волновали еще сильнее:

Известно мне, погибель ждет
Того, кто первый восстает
На утеснителей народа, —
Судьба меня уж обрекла.
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?
Погибну я за край родной —
Я это чувствую, я знаю…

Он погрузился в глубокое раздумье, по телу пробежал озноб. А какая судьба предуготована ему самому? Из всех присутствующих здесь, подумалось ему, лишь его может ожидать печальный конец, лишь ему может угрожать гибель. Ему стало грустно, он почувствовал себя совсем одиноким.

Когда Ли Цзиншу допела до конца, первым зааплодировал Юань Жуньшэнь, к нему присоединились остальные. Только тогда Ду Дасинь обернулся, посмотрел на певицу и сел на кушетку. Та закрыла рояль и тоже вернулась на свое место. Ду Дасинь не высказал ни единой похвалы, но в его взгляде она прочла оценку своего пения, и на ее красивом лице расцвела довольная улыбка. Она не догадывалась, однако, почему в его взоре было столько признательности.

— Ну, что я вам говорил? Мисс Ли поет прямо как небесная фея. У меня не хватает слов, чтобы выразить восхищение! — Восторженный профессор стоял с раскрытым ртом, выказывая два ряда белоснежных зубов.

— Я еще не слышала, чтобы Цзиншу пела так замечательно! — промолвила Чжэн Яньхуа.

— Такую песню должен исполнять именно такой человек! — воскликнул, сияя, Чэнь Бинбо, и Линь Цююэ нашел его мнение абсолютно справедливым.

Один лишь Ду Дасинь по-прежнему не раскрыл рта, его глубоко запавшие глаза будто старались пробуравить потолок. За внешним спокойствием угадывались нервное напряжение и происходившая в его душе борьба.

— Дасинь, а тебе как понравилось пение мисс Ли? — задал провокационный вопрос профессор Юань, удивленный молчанием поэта.

Почувствовав, что его лицо готово запылать, он потупил взгляд. Все-таки ему удалось напустить на себя хладнокровный вид, и на миг всем показалось, что он вот-вот заговорит. Однако ни одного слова так и не слетело с его уст.

— Как! Неужели ты еще недоволен? — продолжал приставать Юань Жуньшэнь, готовый рассердиться всерьез.

Ду Дасинь, сердце которого забилось еще сильнее, выдавил из себя наконец несколько слов:

— Что ж, пение действительно хорошо, но только…

— Что «только»? Чего ты мямлишь, не договариваешь? — спросил довольный собой Юань Жуньшэнь, зажигая третью сигарету.

Ду Дасинь смерил его пренебрежительным взглядом, слегка улыбнулся и сказал спокойным тоном:

— Текст написан мной [10].