Избранное

Бланка плохо понимала, чего он хочет, уезжать ей было, по-видимому, так же страшно, как и оставаться на родине. Растерянная и поникшая слонялась она по комнате, потом вдруг опустилась перед ним на пол и положила голову ему на колени. Поплакав, начала собираться. Три четверти уложенных вещей Балинт выбросил, и ей пришлось по одной вымаливать их обратно; она плакала, шмыгала носом, жаловалась. Потом решила сходить попрощаться к родителям, но Балинт не разрешил, и ей стоило труда понять, почему для Элекешей выгодно не знать об ее отъезде. Она хотела было им позвонить, по крайней мере, хоть еще раз услышать их голос, но это тоже было нельзя; тогда она села и расхныкалась. За деньги, которые Балинт положил ей в сумку, она даже не поблагодарила, ее не столько радовал такой исход, в результате которого ни Тимар, ни иже с ним уже не смогут привлечь ее к ответу, сколько пугала неизвестность - куда ее увезут и что станется с нею там. У Балинта не было настроения утешать ее, на мгновение он просто вспылил - какая безответственность, неблагодарность и глупость; ему, в сущности, следовало бы бросить ее на произвол судьбы, пусть Тимар и его дружки растерзают ее или поступят с ней, как им заблагорассудится. Он даже заорал на нее, и Бланка, съежившись, притихла. Тут уже стало стыдно Балинту, с чего это он вздумал на нее кричать, это ведь не рассудительная Ирэн, а всего лишь Бланка. Мышка, которая суетливо шмыгает, затерявшись внутри страны, и ей страшно сбиться с привычного пути - кто знает, где она окажется и что ее ждет.

Они снова поели, но теперь уже более умеренно и с меньшим аппетитом, потом Бланка постелила постель. Балинт видел, что она стелет свежее белье, и снова пожалел ее, так она усердствовала, так старалась, какого черта понадобилось ей на одну-единственную ночь чистое постельное белье? Где-то далеко на улице стреляли, радио кричало так, словно все дикторы посходили с ума. Они легли рядом, с той естественностью, с какой во времена катаклизмов или в убежищах, во время ночных бомбежек, укладывались друг возле друга женщины и мужчины. Бланка немного подождала, потом придвинулась поближе к нему, словно спрашивая своим напрягшимся телом, - хочет ли он ее. Балинт не хотел. «Не старайся платить, ведь и сама не хочешь!» - сказал он почти раздраженно, и по дыханию Бланки понял, что угадал. Больше всего Бланке хотелось спать, от страха она уже давно не смела заснуть. Балинт бодрствовал подле нее, курил, один раз даже встал, приготовил кофе, выпил остатки бланкиной палинки, поставил будильник на девять часов, чтобы к десяти успеть назад в больницу, и в половине третьего разбудил девушку. Как и в детстве, она едва стояла на ногах, такая была сонная; он прыснул холодной водой ей на лицо. Пошатываясь, она побрела в ванную, Балинт приготовил чай, она пить не стала, снова заплакала и снова попыталась потихоньку впихнуть в свой чемодан какую-то ерунду. Балинт больно ударил ее по руке и вышвырнул засунутые было тряпки. Она хотела ехать в юбке, он заставил ее надеть брюки, помог одеться, сунул в руки зимнее пальто. Когда они спустились вниз, на улице было темно, хоть глаза выколи, и ни малейшего шороха. Тишина прерванного движения была еще более громкой и тревожной, чем громыханье танков по мостовой. Дворничиха проснулась с трудом и не сразу; когда она открывала им ворота, веки у нее спросонья были припухшие. Бланка не промолвила ни слова, пожала ей руку, зубы у нее стучали, замерзла, не выспалась, объяснила она, но Балинт знал, что ей попросту страшно, он обнял ее и согрел своим теплом. Услышал ее шепот, - она лепетала волшебные заклинания из поры детства, тут у него снова зачесались руки ударить ее, - идиотка, свинья, - ведь эти волшебные заклинания они пускали в ход, когда хотели отвести от себя опасность. Теперь ей вздумалось заколдовать Сэги, не хочется уезжать, желает, видите ли, остаться, лишь бы не пускаться в путь. А что станется с нею, если придется отвечать перед комиссией? И когда машина Сэги с точностью до секунды остановилась перед домом, он оттолкнул девушку.

Никто не произнес ни слова, хотя в машине были люди, много узлов, много незнакомых, даже дети. Сэги издал шипенье, как когда-то в плену, и Балинт нехотя, как человек уже старый для такой романтики, прошипел в ответ. Забросил бланкин чемодан. Девушка обняла его и поцеловала. Он помог ей подняться в машину. В свете фар еще раз увидел ее фигурку, волос под шапкой не разглядеть, теперь она больше не плакала. Сэги усадил ее рядом с собой, у него хватило порядочности повременить, не начать тут же пересчитывать деньги, зажатые в кулачке Бланки. Балинту она вновь показалась маленьким солдатиком, но уже без прежней ярости и азарта, невыразимо печальным, и при нем уже не было ружья.