Избранное

— Вещи — не главное. Был бы сундук. А вещи должны быть. И будут. Обязательно, — с непреклонной уверенностью подчеркнул Бесергенев.

Здесь бы и надо было Порфирию начать разговор о себе: «а я, мол, вот, Михаил Алексеевич, и не знаю, как мне быть и что делать», но Порфирий потупил глаза, долго молчал, опутывая себя завистью к удачливой доле Бесергенева. Пока он собрался с духом, Бесергенев уже остыл и был занят какими-то новыми мыслями. Его уже не интересовали ни сундук, ни Порфирий, он сидел на табурете, устремив глаза за окно, закидывая бороду кверху и ловчась изловить губами ее конец.

Порфирий догадался, что рассказывать ему сейчас о себе — время совсем неподходящее.

— Я пойду, Михаил Алексеевич, прощай пока, — еле внятно сказал он.

— Прощай, — безразлично буркнул Бесергенев, не отрывая глаз от окна.

4

Приближался день возвращения с дачи хозяев, а Порфирий все никак не мог взять себя в руки.

Он дошел в своей рассеянности до того, что два дня подряд не чистил конюшню и один день оставил лошадей без овса. За что Порфирий ни брался, ничто у него не клеилось. Иногда он суетился не меньше, чем прежде, но все это было попусту. Лазал, например, на крышу конюшни посмотреть, не прохудилась ли крыша, в то время как конюшню отстроили всего лишь полгода назад и крыша ее была покрыта первосортным железом.

По нескольку раз в день разглядывал упряжь и, не находя изъяна, досадовал, сердито бросал ее в дальний угол кучерской, где она и валялась.

В общем, все клонилось к тому, что Порфирию по возвращении полковника с дачи немедленно пришлось бы расстаться с должностью кучера и оставить себя и ребят без куска хлеба.

У полковника была привычка каждый день заходить в конюшню. Он не мог бы не заметить закопченных стекол фонаря, и этого было бы достаточно, чтобы полковник побагровел до самых ушей; выбросил руку по направлению к воротам и гаркнул грубым фельдфебельским голосом: «Вон!»

Так он поступил с дворником, который служил у него перед Бесергеневым, за то, что тот подмел двор, а метелку забыл поставить на место, оставил ее у акации.

Так же поступил полковник и с горничной, которая, поскользнувшись на паркетных навощенных полах, упала и разбила супник.

Так бы обязательно было и с Порфирием, если бы совершенно неожиданно ему не помог Бесергенев взять себя в руки.

Дня за четыре до возвращения с дачи хозяев, Бесергенев рано утром, когда еще Порфирий крепко спал, зашел в кучерскую и бесцеремонно растолкал его.

— Я к тебе по серьезному делу, — сразу начал Бесергенев, без приглашения усаживаясь поудобней на скамейку. — Пока хозяева наши отдыхают, и мы с тобой тоже обленились. Взять хотя бы, к примеру, конюшню. Сколько там скопилось навозу! Да и лошади не в полном порядке. За это, молодец, тебе не миновать выкиданта. А куда пойдешь, коли на каждом углу народ без работы слоняется!

— Идти, конешно, некуда, — перепугался Порфирий, и весь сон у него в один миг пропал. — Ты это очень верно сказал, Михаил Алексеич.

— Я зря никогда не говорю. Вот и хочу помочь тебе во всем произвести порядок. Тогда и выкиданта не будет.

— Помоги, пожалуйста, — взмолился Порфирий. — Очень прошу, Михаил Алексеич. Если желаешь и не погнушаешься выпить со мной половинку, — выставлю за мой счет.

— Можно, конешно, и половинку, можно и целую. Но сейчас надо живо за дело приматься…

Когда они уже выходили из кучерской, выяснилось самое главное, из-за чего Бесергенев так рано заявился к Порфирию.

— Ты мне тоже поможешь маленько. Мне надо дрова попилить и сложить как полагается. Вдвоем-то оно будет куда как сподручнее. Пила поперечная есть у меня.

Дровами были те самые обрезки, из которых Бесергенев выбрал себе досок для сундука. Перед отъездом на дачу полковник, зайдя в сарай, немного удивился недогадливости своего весьма исправного дворника. Уезжая, он приказал лес попилить и аккуратно сложить в сарае.

Но после отъезда полковника Бесергенев сразу же увлекся своим сундуком и все никак не мог приняться за эту работу. Первые дни он помнил о ней, а потом забыл. Если бы ему не потребовалась планка для потайного «кармана», который Бесергенев надумал сделать в сундуке, он бы не зашел в сарай и, пожалуй, так и не вспомнил бы об этой работе, и его, несмотря ни на что, постигла бы такая же участь, как и его предшественника…

— Спервоначалу, значит, за дрова примемся, — тоном, не допускающим возражений, сказал Бесергенев, направляясь к сараю.

Работали они целый день до позднего вечера и все же не управились. Тормозил сам же Бесергенев. Он почти каждую дощечку, прежде чем положить ее под пилу, долго разглядывал, прикидывал в уме — нельзя ли использовать на что-нибудь дельное. Может, например, скамеечек наделать… Да и лишняя табуретка в хате не помешает, — ее везде можно поставить в сторонке, а то Степану отдать: у него своей нет ни одной… А можно еще и сундук сделать, но уж не большой, а чуть поменьше…