Избранное

На дороге показалась Джанка, неся в зубах убитую птицу, Э. С. хотел ей что-то крикнуть, но тут его слух уловил знакомое урчание. Он отвернулся от собаки и устремил взгляд в противоположную сторону. По шоссе двигалось оранжевое пятно, робкое и застенчивое, как тараканиха, которая жила у Э. С. на кухне. Это была уже знакомая нам машина техпомощи.

— Ну, кикиморы, ваше счастье, — дружелюбно произнес Э. С. и улыбнулся француженкам. — Сейчас «мил-друг» препроводит вас куда надо.

Он называл механика техпомощи «мил-другом» потому, что тот всем говорил «мил-друг». Меняя лопнувшую камеру или копаясь в моторе, он насвистывал про себя и — что бы он там ни делал — сменял заглушки, диски колес или регулировал клапаны, чтобы избежать неприятного стука в двигателе, — он все подряд называл «мил-друг», и Э. С. он тоже так называл, и его собаку тоже.

Итак, «мил-друг» подкатил на своем «запорожце», оранжевая машина застенчиво съехала на обочину и еще застенчивей глянула двумя своими фарами на французский пикап. Старушки снова подкрасились и стали терпеливо ждать. Механик вылез из машины.

— Здорово, мил-друг, опять баллоны менять? — Он погладил себя по голому темени, тыльной стороной руки подправил усы, торчавшие кверху не слишком воинственно, но и не очень уж миролюбиво — так или иначе они показывали, что их обладатель пребывает в состоянии готовности. Механик был плешивый, молодежь у нас называет людей с такими голыми макушками «куполами», а если макушка полуголая — тогда не «купол», а «полукупол». С точки зрения молодых парней, которые ходят с длинной шевелюрой и баками в локоть длиной, механик был куполом в чистом виде, но лысина в какой-то мере компенсировалась рыжими усами — казалось, вся растительность переместилась у него с темени под нос.

— Где они только выискивают эти гвозди! — удивлялся механик. — Я вот беспрестанно езжу взад-вперед, и еще ни разу ни на один гвоздь не напоролся, а эти иностранцы чуть только въедут на наше шоссе, сразу — на гвоздь!

— Не гвоздь это, — сказал Э. С. — Француженки уверяют, что наехали на что-то колючее, от этого у них и лопнула камера.

— Что ты слушаешь этих потаскух!.. — отмахнулся механик. — Много они понимают!

Он обернулся к француженкам, показал длинный блестящий гвоздь и одним движением согнул его пополам. Француженки выкатили глаза из орбит, механик одним движением разогнул гвоздь и убрал назад в карман, после чего и старушки вобрали глаза назад в орбиты. Чтобы вовсе доконать иностранок, механик засучил рукав рубахи, согнул руку и показал, какие у него бицепсы — от локтя до плеча вздулся огромный твердый шар, и человеческая рука в одно мгновение стала похожа на античное изваяние. Француженки, пересилив страх, потрогали пальчиком его мускулатуру, но не восхитились, а завздыхали, как насосы.

После этого механик опустил рукав и принялся за работу, а Э. С. предложил старушкам выйти поразмяться. Те отказались — очень, мол, сыро, ревматизм и прочее. Они не вышли из машины, даже когда механик собрался вывести ее на шоссе, а предпочли забиться в угол, высвободив ему место за рулем. Механик, заполнив своей мускулатурой и рыжими усищами почти всю кабину, двумя поворотами руля вывел пикап на асфальт и поставил впереди своего «запорожца».

Кривоногий понурый «запорожец» приткнулся как бедный родственник у края дороги — видно, стеснялся, старался быть понезаметнее, но ярко-оранжевая краска плевать хотела на его застенчивость, за километр била себя в грудь и кричала: «Глядите, люди добрые, вот она я!» Э. С. смотрел на «запорожца» несколько рассеянно, по его лицу пробегала рассеянная добрая улыбка, а в памяти возникала обитавшая у них на кухне стыдливая тараканиха, которую он в шутку прозвал монашкой.