Избранное

Но правда: надо принимать в расчет, как эти обломки отполированы, во что оправлены.

Из кафе выходит старый, кислолицый, явно страдающий болезнью печени господин в коричневой узкой бархатной куртке и коричневой бархатной шапочке; он скрючен, точнее, вдвинут сам в себя, левое плечо — в правую сторону груди, правое плечо — в левую сторону груди, и левое чуть ниже правого; он болезненно улыбается во все стороны; тут сквозь вращающиеся двери входит маленький, толстенький человечек и, уже из вестибюля, еще раз выглядывает на улицу, затем поворачивает верхнюю половину тела на сто восемьдесят градусов по отношению к нижней и одновременно наклоняет повернутую половину набок — это воплощенное движение в трехмерном пространстве, протекающее во времени; первый — Вдвинутый-в-самого-себя — проходит мимо вошедшего; и тут из кресла поднимается старик с мохнатыми бровями, который вдвинут в самого себя по вертикали и без всякой сутулости… Все трое стоят рядом, образуя группу; это выглядит — как бы это сказать? — фантастически, слово это избито, но я не нахожу другого, и тот, с мохнатыми бровями, поднимает плечи выше головы, и теперь я вижу: это — кубизм, наконец-то я понял, что такое кубизм, и походка, какой страдающий печенью идет к вращающимся дверям, тоже кубистична, она — параллелограмм сил, сложение двух противоборствующих тенденций по некоей результирующей оси; он шагает прямо, прямо как по линейке, но эта прямая — средняя линия двух устремлений вправо и влево, а круглый завинчивается обратно, притом навстречу человеку с мохнатыми бровями, который, раскинув руки и обнимая ими круглого, смещается по диагонали.

Позавчера венгр, профессор Габор, получил Нобелевскую премию за голографию — метод превращения двухмерных изображений в трехмерные; возможно ли нечто подобное для превращения трехмерного в четырехмерное?

Вообще: сколько измерений необходимо для однозначной ясности? Я могу с однозначной ясностью изобразить на плоскости нечто трехмерное, то есть так, что его можно будет воссоздать по этому изображению, но я не могу изобразить плоскость на отрезке, имеющем одно измерение: тут будет недоставать Другого.

Если я могу нечто четырехмерное наглядно передать трехмерным изображением, а трехмерное — столь же наглядно — двухмерным, не является ли трехмерное вообще лишним? Разумеется, но лишь там, где господствует изображение, а именно — на бумаге.

Является ли всякая двухмерность изображением чего-то объемного, или существуют плоскости в чистом виде? Живопись, несмотря на все свои усилия, не смогла исключить пространства. Сказка двухмерна, но в ней всегда чувствуешь глубину пропасти. С другой стороны, есть плоские произведения, которые лишь симулируют глубину; можно ли четко определить разницу, существует ли для этого метод, соответствует ли вообще терминология существу понятий? Что означает тогда в литературе «двухмерный»? Что является измерениями в ней, что в ней является осью X, что осью У, что осью Z; почему одно стихотворение мы называем глубоким, другое — плоским; в чем разница между «слишком длинным» и «слишком широким»? Как выглядит время в этой системе координат?

Глубина ведь тоже всего лишь одно измерение; она должна соединиться с некой плоскостью, чтобы возникла трехмерность. Сама по себе она всего лишь направление… Глубина вместе с шириной или глубина вместе с длиной создают только двухмерность.

Сказки развиваются на плоскости, но они указывают на глубину. Тем самым они выходят за пределы самих себя.

Кто движется в одном-единственном направлении, ничего не пересекая, тот уходит в пустоту.

Моя лирическая система основывалась на сказках, уже много лет назад она истощилась, но вместо того, чтобы расстаться со сказками, я все продолжаю и продолжаю задавать им вопросы.

Перейти от двухмерного к трехмерному — значит изменить направление.

Мифы — это опыт человечества, сказки — новое использование мифологических мотивов. Миф из первых рук, сказки — из вторых. И все-таки главные черты жизни в сказках еще видны, в отличие от некоторых литературных произведений, которые называют себя реалистическими, но на самом деле всего лишь бумага.

Сказки — это картинки в калейдоскопе, складывающиеся из осколков мифов: пестрые, плоские, восхитительные, взаимозаменяемые.

Сказка указывает на бездонные глубины, миф сам — бездонная глубина.

Люди в мифах — как боги, цельные, ничем не изуродованные существа. В сказках люди подобны теням, а духи — те же тени в преувеличенном виде и действующие в том же измерении. Поэтому каждый может вступать с каждым в почти неограниченные взаимосвязи в любом направлении. Кто потрет лампу Аладдина, тому будет служить дух; в мифе не всякий осмелится коснуться лампы, не говоря уже о том, чтобы вызвать духа.

В сказках могут действовать чудесные автоматы; мифы, строго говоря, не знают ни автоматов, ни чудес.