— У вас великолепный вид, де Маттос, — сказал на другое утро Боорман, когда я вручил ему свежую почту. — Я боялся, что ваша борода одержит верх надо мной и вы уже больше ко мне не вернетесь. Встаньте-ка посреди комнаты!
Он был явно потрясен воплощением своего замысла — я даже услышал, как он пробормотал: «О господи!»
— Де Маттос, — сказал он, когда я сел против него, — как вы уже знаете, моя жена и служанка живут наверху. Вам там делать нечего, но и им тоже совершенно незачем околачиваться здесь внизу. Като имеет доступ только к Музею, откуда она берет все необходимое для хозяйства — главным образом посуду, овощные консервы и так далее. Вы должны вести учет того, что приносят сюда клиенты и что из этого берет Като. Так я всегда буду знать, какими запасами мы располагаем. Случается, я беру натурой, понятно? Или страховыми полисами. Чтобы иметь четкое представление о положении дел, вы должны сначала составить инвентарную опись Музея… Увидев, что запас какого-нибудь товара подходит к концу, вы предупредите меня, а уж я попытаюсь установить деловые отношения с какой-либо фирмой, торгующей этим товаром. Проглядите затем старые контракты и прочтите все номера журнала за прошлый год. Пусть вас не удивляет, что там повторяются одни и те же статьи с тем лишь отличием, что речь в них идет о разных фирмах. Прочтите статьи, и вы войдете в курс дела.
Он выдвинул ящик стола, наполненный бумажными свитками.
— Вот здесь статьи, не заинтересовавшие клиентов, для которых они были написаны. Систематизируйте их, когда у вас будет время. Не по названиям упомянутых в них фирм, а по темам, которым они посвящены. Например, «аккордеоны», «алюминий», «асфальт», «банки», «бандажисты», «баскетбол» и так далее. А теперь перейдем к почте.
От какого-то учителя из Поперинге пришла открытка — он хотел подписаться на журнал.
— Бросьте ее в корзину, — сказал Боорман.
Инженер из Льежа прислал письмо, в котором обращал внимание редакции на техническую ошибку в описании локомотива. К письму была приложена подробная математическая выкладка.
Боорман разорвал в клочки письмо с выкладкой и бросил их в корзину, где уже покоилось послание учителя.
Потом еще была открытка от фабриканта кроватей, уверявшего, что он производит товар более дешевый и лучшего качества, чем кровати фирмы, о которой шла речь в одном из последних номеров «Всемирного Обозрения».
— Вот тут, пожалуй, наклевывается дельце!
И Боорман положил открытку в карман.
Среди писем оказались кое-какие проспекты, их Боорман тоже бросил в корзину.
— Даю вам неделю на то, чтобы вы немного разобрались в моем хламе, а после этого вы будете вместе со мной обходить клиентов, ведь прежде всего вам надо научиться расставлять силки. Существование нашего журнала целиком и полностью зависит от этого умения.
Не успел Боорман выйти за дверь, как зазвонил телефон.
— Это «Универсальное Всемирное Обозрение Финансов» и так далее?
— Да, сударь, — отважно сказал я.
— Говорит Рено. Позовите, пожалуйста, к телефону господина Колмана.
Я спросил, не имеет ли он в виду господина Боормана.
— Ну хорошо, в таком случае Боормана.
У него был неприятный голос, какой бывает у людей, которые чересчур богаты или слишком уверены в себе.
Я сказал, что господин Боорман вышел, и спросил, не надо ли ему что-нибудь передать.
— Да-да, конечно, — сказал Рено. — Передайте господину Боорману, что мне не нужны десять тысяч экземпляров его журнала. Все, что он рассказал мне, звучит прекрасно, но после его ухода я еще раз хорошенько все взвесил и решил, что я все-таки не стану их брать. Бланк, который я подписал, будьте добры вернуть мне по почте.
— О! — сказал я. — Значит, бланки вам не нужны. Я хочу сказать, что вам…
— При чем тут бланки? — ворчливо прорвал меня господин Рено. — О бланках и речи нет. Десять тысяч экземпляров «Всемирного Обозрения» всякой всячины… финансов, я полагаю… одним словом, журнал господина Боормана… так вот,
— Да, сударь, — сказал я. И почувствовал, что от рявканья собеседника мое лицо залилось краской.
— Вот и хорошо, — сказал он и бросил трубку.
Какое-то время я продолжал тупо сидеть на месте, пока от моей головы не отлила кровь, и тогда я почувствовал себя глубоко униженным, оттого что типу, который преспокойно разговаривал со мной наглым тоном, я отвечал только «о» и «да, сударь». Лишь теперь я осознал до конца, в какую тряпку меня превратил мой бородатый период с его десятком тысяч «заверений в совершенном почтении».
После полудня, когда Боорман заглянул в контору, я сказал ему, что звонил Рено по поводу заказанных десяти тысяч экземпляров.
— Он, конечно, не хочет их брать? — сразу же спросил мой патрон.
— Совершенно верно. Они ему не нужны. И не соблаговолите ли вы незамедлительно вернуть бланк заказа по почте?
— Как же, как же! Просто вернуть по почте, — ухмыльнулся Боорман.