Избранное

— На все самое лучшее, — поправил его Боорман. — Но все эти фирмы, торгующие железными кроватями, уверяют, что их товар прочнее деревянного и к тому же дешевле и чище! — саркастически добавил он.

— Они правы, — сказал Ван Ханзен, — это вполне соответствует истине.

— О да! — подтвердил Боорман. — Разумеется, это соответствует истине. Именно поэтому нам приходится так трудно. К счастью, деревянная кровать красивее, изящнее и изготовлена с б ольшим вкусом, чем какая-нибудь железная койка.

— Кому что нравится, — отозвался Ван Ханзен, качая головой. — Сам я сплю на железной кровати, и деревянная мне совершенно ни к чему!

— Поразительно! — сказал мой патрон. — Это тем более поразительно, что сами вы изготовляете такие шедевры!

И он показал палкой на стоявшие вокруг нас кровати в стиле Людовика XV.

От мрачности Ван Ханзена не осталось и следа. Он весело расхохотался.

— Эти шедевры, господин директор… — он на мгновение запнулся, чтобы взглянуть на визитную карточку, — …Музея Отечественных и Импортных Изделий, — добродушно продолжал он. — Шедевры, говорите вы? Боже упаси! Это хлам, сударь, обыкновенная фабричная работа. Такие делают тысячами. Все автоматически. На малинских фабриках в машину запускают дерево, а выходят из нее кровати. Это и Людовик Одиннадцатый и любой другой Людовик, какого вы пожелаете! Работа идет там, как на знаменитых чикагских бойнях.

— Что вы! — с отеческим укором проговорил Боорман. — Это уж чрезмерная скромность. Вы еще скажете, что вам вообще не под силу изготовить хорошую кровать в стиле Людовика Пятнадцатого.

— Ах, сударь! — В голосе Ван Ханзена появились теперь почти дружеские интонации. — Что мне вам сказать? Кровать Людовика Пятнадцатого воспроизвести невозможно. Как бы тщательно вы ее ни изготовили, специалист сразу же заметит, что тут дело нечисто. В те времена люди работали по-другому, не то чтобы лучше, но по-другому. Настоящие кровати эпохи Людовика Пятнадцатого на вид очень красивы, но они непрактичны и неудобны. Я бы никому не посоветовал выкладывать деньги за такую кровать. Людовик Пятнадцатый уже умер, и его кровати надо похоронить в музеях, под охраной сонных сторожей в старомодных мундирах… А это дешевое барахло все еще находит сбыт…

Боорман, несомненно почувствовавший, что быстро идет ко дну, неожиданно протянул Ван Ханзену руку в знак прощания.

— Сударь, — решительно заявил он, — я рад, что вас интересует вопрос, который я принимаю так близко к сердцу и который вызывает столь серьезное беспокойство в министерстве промышленности. Как только он созреет и будут намечены конкретные меры, я непременно зайду к вам снова.

— Конечно, — отозвался Ван Ханзен, — можете спокойно зайти ко мне поболтать, но только после пяти, потому что в другое время я очень занят. А в рекламе я сейчас не заинтересован, — заключил он, покосившись на мою кожаную папку.

Он проводил нас до двери, где мой патрон еще раз бодро воскликнул:

— Рад был познакомиться!

— Скажите там в министерстве, что беспокоиться нет причин, и передайте им мой поклон! — крикнул нам вдогонку Ван Ханзен.

Некоторое время он еще постоял в дверях, словно хотел убедиться, не завернем ли мы к его соседу, а затем нырнул в свой магазин.

Я шел рядом с шефом в полном молчании, восприняв нашу неудачу как личное оскорбление. Когда мне было двадцать лет, я как-то раз на лугу вызвал приятеля на единоборство только ради того, чтобы доказать одной девушке, что я сильнее его. Однако он победил меня у нее на глазах, и я вынужден был смирно лежать на спине, придавленный ненавистным телом. Сейчас на меня вновь нахлынули чувства, которые я испытал тогда.

— С этим субъектом сейчас каши не сваришь, — сказал Боорман. — Ван Ханзен принадлежит к редкой породе людей, которых можно взять на крючок только честностью и простотой. Но когда мы пришли к нему, я этого не знал и не мог же я из одной крайности кинуться в другую, не рискуя раз и навсегда все испортить… Потом вы как-нибудь снова наведайтесь к нему, но теперь, после того как я его раззадорил, ему понадобится по меньшей мере год, чтобы обо всем позабыть. Я только не понимаю, каким образом издатели адресной книги вытянули из него рекламное объявление.

ФИРМА «ЛАУВЕРЭЙСЕН»

— Давайте-ка заглянем к обойщику, у которого нет никаких филиалов, — сказал Боорман, не выказывая ни малейшей досады. — Как его фамилия?

После того как я нашел в своем списке фамилию и адрес обойщика, мой патрон свернул на улицу Фландр, которая вела в предместье, где основал свою обойную империю Жан Ламборель. На полпути Боорман вдруг остановился и стал напряженно вглядываться в обветшалую вывеску, прибитую к фасаду запущенного дома. На ней было написано:

   

ПИТЕР ЛАУВЕРЭЙСЕН   Кузнечных дел мастер.
Фабрика кухонных лифтов.