Избранное

Мориц был голоден, вино ударило ему в голову, музыка вновь забурлила у него внутри. И он совершенно сознательно прибегал к ее помощи, чтобы обращать в бегство мрачные мысли. Элиана… как-то сложится их жизнь, ее и детей, если он не вернется? А, проклятье, к черту! Ага, вот она, «Свадьба на Волчьей горе» Седермана! Это одна из любимых вещей Бомана, в ней лето, и солнце, и вечная беззаботность.

Но опять незаметно подбирается «Танец блаженных душ», и мысль об Элиане все оттесняет и сверлит ему мозг, не оставляя в покое, против его воли образ ее всплывает в сознании снова и снова, он видит ее перед собой такую, какой она была в безумные дни их первой влюбленности, когда она еще служила в «Дельфине» и вся так и светилась… светилась взапуски со сверкавшим на солнце морем за окном, это сказочно прекрасное белокурое существо, всеми обожаемое и желаемое — и вместе с тем такое неприступное. Он до сих пор испытывает чуть ли не неловкость, оттого что она досталась ему, нищему моряку, ему, а не элегантному прокуристу Сторму или же состоятельному адвокату Веннингстеду, который тоже вился вокруг нее вьюном, обхаживая по всем правилам искусства — старый шут, он и посланья ей писал любовные с предложениями руки и сердца.

Но ему, Морицу, помогла музыка. Элиану и его соединила общая любовь к музыке. И в конечном счете это Бомана должны они за все благодарить.

Да, старика Бомана им воистину есть за что благодарить!

Мориц еще отхлебнул из бутылки и — чего уж там — осушил ее до дна. Ведь он как-никак живой. Сидит и держится за мокрый руль. Ведь он весь продрогший, промокший и живой. И еще осталась целая корзина бутылок с вином. А завтра будет понедельник.

Будет понедельник. Как ни крути и что ни говори, а будет. Понедельник в море. Понедельник в одиночестве. Понедельник в холоде, голоде, усталости. Понедельник в бедствии, пусть так, но все же будет понедельник. А остальное покамест неважно.

Слава богу, и на том спасибо.

Прошло более четырех часов, прежде чем подоспела помощь графу Оллендорфу и его невесте, застрявшим на Русалочьем Островке, и это несмотря на то, что на берету находилось-таки живое существо, с самого начала бывшее свидетелем стараний возлюбленной пары привлечь к себе внимание.

Но этим существом был Король Крабов. Он сидел возле небольшой запруды, к которой изредка приходил, чтобы проведать обитавших в ней раков-отшельников.

Возможно, непроницаемо загадочному карлику не пришло в голову, что исступленно кричавшие и махавшие люди потерпели кораблекрушение и звали на помощь. Быть может, их беспрестанное махание платками и развевавшимися по ветру шалями лишь заставило маленького человечка впасть в задумчивость. Во всяком случае, внешне он никак не реагировал на их знаки, просто уселся поудобнее и предался заинтересованному созерцанию.

Временами ветер доносил до его слуха пение, смех и всякие чудн ые слова и фразы, и он вслушивался, затаив дыхание: «Идиот безмозглый! Мужик сиволапый! Да-да, вот именно! Я тебе это попомню, так и знай! Погоди у меня!»

Король Крабов глубоко вздыхал и поглаживал свою черную с серебринками бороду. На вечные времена останется невыясненной причина его возмутительной пассивности: злость ли им двигала, равнодушие либо неразумие. Сам доктор Маникус, великолепный врач и тонкий знаток человеческой души, так и не мог до конца понять, что же скрывал в себе Король Крабов, этот ахондропластический карлик с короткими ластообразными конечностями и характерным, словно отмеченным зловещей умудренностью и многоопытностью, лицом.

2. О дальнейшей судьбе Морица,

а также об эскападах управляющего сберегательной кассой Анкерсена

Суета будней в маленьком городке, однообразие повседневности и житейские дрязги делают людей глупыми и раздражительными, завистливыми и мелочными. Поэтому так отрадно бывает видеть перемену к лучшему, наступающую, когда приключается иной раз нечто необыкновенное, отчего все вещи выходят из состояния унылого и тошнотворного равновесия. Точно город на мгновение ясно осознает, что он лежит на самом краю беспредельной бездны мирового океана.

Человек, живущий рядом с нами, которого мы каждый день привыкли видеть, которым мог бы, собственно, быть любой из нас, поглощен тем великим неведомым, что нас окружает, отдан во власть чудовищно могучей и бесчувственной пустыни, пусть не роковой пустыни смерти, однако безжалостной пустыни океана. Для этого человека не все еще потеряно, осталась надежда, и она, как беглый огонь, зажигает сердца одно за другим, малые и большие, весь город стекается на пристань посмотреть, как отплывают палубный мотобот «Тритон» и пароходик «Нептун», чтобы попытаться вырвать у смерти ее жертву.