Избранное

Итак, мы сидим друг против друга, две невинности, разглядываем, исследуем взаимно свои тела со строгим, серьезным вниманием, с каким дикари смотрят на тикающие часы, а дети ощупывают новую игрушку, готовясь разобрать ее на части. Мы бежали из мира взрослых и теперь, претерпевая уколы шипов акации и ожоги крапивы, вышли навстречу будущей, таинственной, настоящей жизни, обрели некую исконную независимость и уже сами делаем попытки ощутить, что значит существовать. И вот мы сидим, беспомощные, в сладостном предчувствии того, что здесь, где-то совсем рядом должно быть какое-то счастье: ведь на нас повеяло его тяжелым дыханием, но сами вдохнуть его мы все-таки не можем, нам не удается вырваться на волю, мы все еще узники, и, что особенно досадно, тюрьма наша невидима; мы знаем все, что можно знать, и все-таки никак не проникнем в тайну, натыкаемся на невидимые стены, ключ в замке не поворачивается. С досады моя подружка топает ногами, плачет, но, сколько бы она ни плакала, дома она не пожалуется, не попросит у матери совета. Конечно, у нас хватает времени и на игры, у нее я научился играть в камушки. Но каждый день она снова и снова предпринимает свои исследования, растягивает и валяет меня в пыли на дне ямы, как вываливают в муке с сухарями рыбу, прежде чем зажарить, и я ее тоже. Наконец после продолжительных попыток она добивается какого-то результата, я почувствовал некое пробуждение дремлющего во мне мужчины. Я не изумился, как можно было бы ожидать; счел это вполне естественным, и гораздо лучше запомнились мне ее улыбающиеся моргающие глаза. Кстати сказать, это была наша последняя встреча. Она бросила меня, не являлась больше за мной; ушла с другим, мне же и в голову не приходило искать ее. Позже я исправился.

Жизнь деревенских парней и девушек — беспрестанное изучение, выяснение: кто на самом деле подходит им по характеру и материальным запросам? Они довольно часто меняют своих избранников, как парни, так и девушки, не вызывая этим скандала. Примерно таким же путем подбирают себе пару и сыновья желлеров, приютившихся на краю деревни и ходящих на поденщину. Они оценивают не землю, поскольку ее нет, а человека в целом, его силу, выносливость в труде — там это капитал, приносящий проценты. От приходивших к нам в пусту поденщиков я узнал, что, нанимаясь на уборку, парень берет себе в напарницы или в вязальщицы снопов девушку, которая приглянулась ему еще зимой и на которой он в свое время намерен жениться. Ведь пересмешки и перемигивания зимой, как ни приятны и ни утешительны, в нищете они в счет не идут, главное испытание — летом. Как собирает девушка колосья, как вяжет снопы, следуя за косцом, как с рассвета до позднего вечера гнет спину, спорится ли у нее работа — вот что решает, быть ли свадьбе. Молодой парень рассматривает свою будущую жену глазами знатока, словно покупку «на всю жизнь» на большой ярмарке. Так же смотрит и девушка на молодого мужчину, идущего с косой впереди под палящим солнцем, а к ним обоим критическим взглядом присматриваются все остальные: подходящая ли пара? Ведь выйдя работать вместе, они тем самым объявили всему свету, что останутся в паре на всю жизнь, если подойдут друг другу, и рассчитывают, что люди выскажут им свое мнение. Так уж у них заведено, лучшего и желать невозможно. Если они подходят друг другу в труде, то вынесут и другие испытания — сердца, духа, плоти.

Обручение у обитателей пуст — явление единственное в своем роде. Подобно потомкам княжеских родов, подобно индусам, они обручаются в большинстве случаев если и не в детской рубашке, то по окончании начальной школы, с той лишь разницей, что сводят их не родители, которым до этого дела нет. Да и вообще говоря, ведь совершенно все равно, кто на ком женится, если одна девушка не принесет в дом больше приданого, чем другая, а один парень не получит наследства больше, чем другой. Здесь даже и здоровьем не особенно интересуются. По невежеству? И по невежеству тоже, а еще потому, что, едва помрет муж или жена, найдется другой или другая — что еще можно заменить более легко, чем человека?