Избранное

В ПАРКЕ

В. Кирсанову

В закрытом на просушку парке
для разыгравшейся овчарки
разбег и холоден и мал.
Ее хозяин смотрит хмуро.
«Все прочее литература», —
я раньше это понимал.

Среди песочниц и детей

все в том же парке через месяц
слезает белочка с ветвей,
через скамейку перевесясь,
берет орех. Толпа глядит
и что-то понимает тайно:
жизнь не пуста и не случайна.
Вот то-то же. Толпа следит.
Молчанье на ее лице,
в начале Слово и в конце.

«Все незнакомо в этом доме…»

Все незнакомо в этом доме,
все тихо.
Из окон вместо окоема
видна Плющиха.
На кухне кактус, в ванной свечка,
бутыль томата.
А на окне горит сердечко
губной помады.
Ты столько белого надела,
как на причастье.
И неужели ты успела
к стеклу прижаться.
Повсюду складки и застежки
лежат волнисто.
Переступить их осторожно
и завалиться:
на мятом валике, на пледе,
на одеяле,
чтобы твои сухие плечи
запотевали.
Мы ничего не упустили,
мутясь в рассудке,
все, что имели, уплатили
за эти сутки.
Теперь уже не откупиться
добром и кровью,
осталось нам распорядиться
своей любовью.

ОЗЕРО ПЮХАЯРВ

Г.Е.

Вечер с красным вином в нигде.
Автопортрет в проточной воде.

Поднимешь глаза — и мелкой волной

смывается все, что было тобой.

Усталый и толстый остался на дне;

он стал водяным — и доволен вполне.

А кто-то шарахнул по мокрым мосткам

летучею рыбой к ночным облакам.

«MELENCOLIA» ГРАВЮРА АЛЬБРЕХТА ДЮРЕРА

Подойди к подоконнику,
Обопрись, закури.
Теплота потихонечку
Растворится в крови.

Все тесней и мучительней,

Все сильней и больней,
Глубже и возмутительней,
Лучше, больше, умней.

Чудеса меланхолии

Окружают тебя.
Волоски колонковые
Украшают тебя.

Хочешь — маслом и темперой,

Хочешь — сильным резцом, —
Но чем дальше, тем жертвенней
Связь твоя с образцом.

На гравюре у Дюрера,

Где волшебный квадрат.
Только, чур его, чур его!
А не то — замудрят
Эти числа и символы.
Лучше жить в простоте,
Хоть она непосильнее
Временами, чем те,
Что тесней и мучительней,
Все сильней и больней,
Глубже и возмутительней,
Лучше, больше, умней.

«За Смоленской церковью…»