Избранное

В остальном же стрелок в момент творчества отрешен от всего. Слева и справа, позади него мира не существует. Одиночество без воображения. Мужество и азарт. Повышенное сгорание…

Интересно, какой цвет у азарта? С чем можно сравнить эту бешено-белую плавку? Страшная штука…

Когда позавчера на Сашку Агаронова, мастера из Баку, — он вел как раз пеньком прицела «кабана» — грохнулся, опрокинутый сильным порывом ветра, тот самый демонстрационный щит, которым ребята отгородили бойницу от сквозняка, Саша, мгновенно вылетев из шока, первым делом спохватился — не ушел ли «кабан»?..

Ему было не до хохота, что качался по тиру…

Встречались, правда, на «кабаньей охоте» и такие… Иоган мне рассказывал про одного англичанина. Этот «сэр» стрелял с трубкой в зубах. Когда она у него погасла, «сэр» невозмутимо положил винтовку, раскурил носогрейку и приступил к стрельбе снова. «Кабан» за это время успел уже прошмыгнуть пару раз невредимым, и «сэру» записали две «баранки»…

— Осталось два пробега! — отчетливо предупреждает судья.

Это значит, что еще два выстрела — и Яков может укладывать свою винтовку в знаменитый футляр от Аншутца… Я, конечно, спешу, до Аншутца еще дойдет дело, но больно уж не терпится: популярнейший западногерманский фирмач Аншутц (фирма изготавливает превосходное спортивное оружие) лично, после победы Якова на стрельбище в Хохбрюке, подарил ему винтовку… Но Яков из нее не стреляет. Он продолжает бить «кабанов» из родимой, из «ижевки»…

Напряжение в тире заметно спало… Седьмая пуля Якова была в «девятке», восьмая в «червонце», но теперь уже всем ясно — рекорд не состоялся…

Судейский возглас: «Осталось два пробега!» — который весьма не любят стрелки, — он, как всегда неожиданно вторгаясь в психику, секундно дробит сосредоточенность и отрешенность, — сейчас, по-моему, больше всего действует на Иогана…

Через минуту-две ему выходить на линию огня.

Я не думаю, чтобы он сильно уж «мандражил». Его команда, в составе которой помимо Иогана еще два члена сборной страны — Валерий Постоянов, элегантный, негромко говорящий человек, и энергичный, пока еще легко соскальзывающий с настроя Володя Полосин, — довольно прочно осела на третьем месте. Так что результат стрельбы Иогана вряд ли сможет приподнять досаафовцев на вторую ступеньку первенства. Другое дело, — Иоган завершает, как и Яков только что, работу всей команды, и если он сорвется, «схлопочет ноль», то есть умудрится промазать, — тогда второй коллектив «Динамо» поменяется с досаафовцами местами: перейдет с четвертого места на третье и получит призовые медали…

Не знаю уж, хорошо это или плохо, но ребята из команды «Динамо-2» хотели бы, чтобы Иоган «сходил за молочком»… Ничего не поделаешь — командная борьба…

Последняя пуля Якова в «девятке»…

— Стрельба окончена. Собрать гильзы! — приказывает судья.

Яков послушно собирает желтенькую шелуху стреляных гильз, ссыпает в ящик, расписывается в карточке, забирает винтовку и коробочку с оставшейся «экстрой» (марка патронов), валко шагает навстречу Иогану. Подмигивает ему: мол, давай, Ганя…

Сумма последней серии Якова — 93 очка. Свой «урок» он все-таки выполнил…

Я напряженно смотрю на них, расходящихся в разные стороны: один из пекла азарта, другой — в него, и думаю: черт возьми! — как все-таки знаменательна эта мало, наверное, кому понятная сейчас подробность: один из стрельбы, но — в бесконечность ее, все впереди: прекрасный возраст, удача… а другой — в стрельбу, но — с пониманием: океан позади, суша рядом, причал…

У меня щемит слева. Я люблю Иогана, этого (я долго искал подходящий эпитет) тщательного человека, тщательно прожившего огромную спортивную жизнь… В глаголах прошедшего времени таится сама по себе печаль… Иоган сейчас, конечно, не думает об этом. Я — думаю, потому что и до сих пор способен на наивное удивление: как это так забавно тасует время жизни и судьбы людей?..

Ну вроде бы не должны были сойтись в этой странной колоде жизненные карты Иогана Никитина и Якова Железняка…

Яша садится рядом со мной и улыбается… Я тоже улыбаюсь ему… Яков говорит, потирая ладони:

— Чайку бы сейчас… Грамм двести… — У него посиневшее от холода большое лицо. — За Ганю страдаешь?

Киваю ему.

— Я тоже, — говорит Яша. — Люблю посмотреть, как стреляют великие мастера…

Я смотрю на Якова: зубы-то у него при этой фразе открыты, а вот глаза серьезные…

Яков к Иогану неравнодушен. По-мужски. Я в этом убедился. И благодарен за это Якову. Сегодняшняя его слава не мешает ему уважать того, кто все эти годы, с пятьдесят шестого включительно — тогда в Мельбурне последний раз стреляли по движущимся целям, и антракт с возвращением на олимпийскую арену «кабана» затянулся на 16 лет, — одним из первых прокладывал, причем по глубокому снегу, тропу к сегодняшнему Яшиному успеху…

Иоган колдует с винтовкой на линии огня, готовясь к зачету; Яков, до нижней губы затянув «молнию» олимпийского свитера, наблюдает за ним…

Все у них разное: и география мест рождений, и время рождения…