Избранное

— Ясно. Ну, а теперь начнем по порядку…

…Если бы Семен мог обо всем рассказать… Он отер вспотевший от напряжения лоб, картинка превратилась снова в обшарпанную обложку меню…

«Вот ведь, собака! Примерещится же…» — думал Семен. Он настолько реально увидел себя там, в Москве, в которой никогда не бывал, что долго хмыкал, крутил носом.

Потому что ее нет… А что, если на самом деле Ирины не окажется по этому адресу? Тогда что? Будет Семен ходить по огромному городу, по незнакомым улицам, глазеть на прохожих и ощущать пустоту и свою собственную ненужность. Ведь никому до него не будет дела… И вот ходит среди людей Семен, и все у нею вроде есть: деньги, свобода… А вот одинок до жути, пуст для него свет. И катится Семен по земле, как перекати-поле, без прощения, бездомно…

«Да ну… адрес верный. Вот только что ты, козел, будешь говорить ей? Ведь она на шею тебе не бросится… Езжай-ка ты лучше сперва к матери, она тебе все посоветует…»

«Правильно…» — согласились наконец оба голоса внутри Семена, но он тут же подумал: «А вдруг матери нет? Выбыла… бессрочно…»

В углу сильно зашумела подгулявшая компания. По всей вероятности, вот-вот должна была вспыхнуть потасовка. Тетя Поля не спеша выкатилась из-за стойки и направилась на шум. Что-то очень тихо сказала — и там все кончилось. Семен удовлетворенно проводил взглядом всю ее мощную фигуру.

«Выпить еще или хватит?» — подумал он. И снова мелькнуло в двери что-то знакомое, но Семен не успел разглядеть что.

Он подошел к стойке.

— А шампанское, Полина, душой принимаешь?

Полина изобразила улыбку, и на нижней ее губе задрожала бородавка.

— Печень у меня барахлит, Сема. Но шампанского можно. Бокальчик…

Пробка стрельнула в потолок. Застоявшаяся влага шумно запенилась.

— Твое здоровье, — сказала Полина и стала пить мелкими глоточками.

— Остальное потом съешь, — сказал Семен, — а мне дай еще две бутылки. С собой. В гостинице угощу Марию…

Семен рассчитался и, неся в каждой руке по увесистой бутылке, вышел на улицу. Тепловатый воздух приятно освежил лицо. Улица была пустынна, и в редком свете фонарей пропадали тени прохожих.

«Пойду-ка я в порт», — подумал Семен, пошевелил плечами и зашагал вниз под уклон, слегка поскальзывая на прихваченной морозцем неровной дороге.

На берегу ветер подул сильнее. В порту было тихо. По молчаливому пирсу уходили в темноту лампочки. Ветер раскачивал их. Море, закованное льдом, лежало в невидимом пространстве, и маяк не кололся через ровные интервалы.

«Ничего, — думал Семен, — вскорости ветер растащит лед, хорошо станет в Огарске…»

Семен поставил бутылки на землю, присел на кнехт, долго ловил папиросой ускользающий огонек спички. Снова защемило внутри. Завтра он улетит в Иркутск, оттуда поездом к матери, а после в Москву. Он вспомнил придуманного им же парня, который весело скалился на Семена, закрывая дверь: «Потому что ее нет… Прывет!..»

Плечо зазудилось сильно и сладко. Подживает… Да, не Лебедь бы, не Гуржап, не Дуся, черт его знает, где бы сейчас был Семен… Пашка, ворон! Ошибись он на каких-то двадцать сантиметров вправо — и разворотил бы жакан сердце… Еще бы один крест раскинул руки в долине, и лежал бы Семен в никелевой земле под холодным черным небом. А они поступили с Ледоколом по-божески. Ледокол бы не простил Семену кражу, окажись он на его месте. Точно бы… Сволочь!..

В небе над портом стояла бледная, источенная весной луна. Вокруг нее плавал тусклый ореол. Ветер налетал с мертвого моря порывами, звенел в каких-то цепях, качал огни над пирсом…

— Ну ладно, — сказал вслух Семен, — пойду в жилуху…

Он щелчком отбросил окурок, и далеко по дуге пролетел светлячок. Семен сплюнул, прокашлялся, взял бутылки и начал спускаться с пирса. Его сразу же окружила темь. «Фонарик бы…» — подумал Семен и вдруг почувствовал сильный рывок за больное плечо. В глазах мельтешнули зеленые искры. Он оглянулся.

— Здорово, Сема! — услышал Семен знакомый голос.

На мгновение он растерялся, соображая, откуда здесь мог взяться Ледокол. А голос повторил с недоброй усмешкой:

— Здорово, говорю! Не узнаешь, что ли?

Ближайший фонарь, раскачиваясь, на миг осветил фигуру человека, стоящего перед Семеном. Это был Ледокол.

— Не угостишь напитком, Сема?

— Пошли…

Они вошли в световой круг. Затомила внутри противная пустота.

— Чего молчишь? Не радуешься? Дай бутылочку-то.

Семен лихорадочно соображал, протягивая бутылку.

Пашка небрежно скрутил пробку, шипнул себе в рот, запрокинув бородатое, хищное лицо. Оторвался. Отер ладонью бороду.

— Закурить не дашь?

— Дам…

— Давай.

Семен не спеша полез в карманы брюк, ощутил теплоту складного ножа Голована и незаметно освободил его от цепочки. Оставив левую руку в кармане, правой подал пачку. Пашка закурил.

— Как плечо? Живой, одним словом… А я за должком пришел. Давненько тебя скрадываю. Давай должок-то… По-честному играю. Зуб на зуб…

— Гроши тебе, значит, надо?..

— Ага, правильно говоришь. Гроши…

— Еще чего?

Пашка осклабился, показывая зубы:

— Ты ишшо шутишь?

В правой его руке тонко блеснула сталь. Семен неожиданно повернулся и побежал, чувствуя за спиной дыхание Пашки.

— Стой, сука! Не уйдешь!