Избранное

Халдеев*, Налдеев и Пепермалдеев

однажды гуляли в дремучем лесу:

Халдеев в циллиндре, Налдеев в перчатках,

а Пепермалдеев с ключом на носу.

Над нами по воздуху сокол катался

в скрипучей тележке с высокой дугой.

Халдеев смеялся, Налдеев чесался,

а Пепермалдеев лягался ногой.

Но вдруг неожиданно воздух надулся

и вылетел в небо, горяч и горюч.

Халдеев подпрыгнул, Налдеев согнулся,

а Пепермалдеев схватился за ключ.

Но стоит ли трусить, подумайте сами?

Давай мудрецы танцевать на траве:

Халдеев с картонкой, Налдеев с часами,

а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.

И долго, веселые игры затеяв,

пока не проснутся в лесу петухи,

Халдеев, Налдеев и Пепермалдеев

смеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!

1930-е годы

- 125

ВОСПОМИНАНИЯ ОДНОГО МУДРОГО СТАРИКА

Я был очень мудрым стариком.

Теперь я уже не то, считайте даже, что меня нет. Но было вре

мя, когда любой из вас пришел бы ко мне, и какая бы тяжесть не

томила его душу, какие бы грехи не терзали его мысли, я бы обнял

его и сказал:"Сын мой, утешься, ибо никакая тяжесть души твоей

не томит и никаких грехов не вижу я в теле твоем", и он убежал

бы от меня счастливый и радостный.

Я был велик и силен. Люди, встречая меня на улице, шарахались

в сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.

Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что до

стоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже

сам, будучи чрезвычайно гибким в теле попробывал поцеловать себе

свою собственную ногу. Я сел на скамейку, взял в руки свою пра

вую ногу и подтянул ее к лицу. Мне удалось поцеловать большой

палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье других людей.

Все преклонялись передо мной! И не только люди, даже звери,

даже разные букашки ползали передо мной и виляли своими хвоста

ми. А кошки! Те просто души во мне не чаяли и, каким-то образом

сцепившись лапами друг с другом, бежали передо мной, когда я шел

по лестнице.

В то время я был действительно очень мудр и все понимал. Не

было такой вещи, перед которой я встал бы в тупик. Одна минута

напряжения моего чудовищного ума - и самый сложный вопрос разре

шался наипростейшим образом. Меня даже водили в Институт мозга и

показывали ученым профессорам. Те электричеством измерили мой ум

и просто опупели. "Мы никогда ничего подобного не видали",

сказали они.

Я был женат, но редко видел свою жену. Она боялась меня: ко

лоссальность моего ума подовляла ее. Она не жила, а трепетала, и

если я смотрел на нее, она начинала икать. Мы долго жили с ней

вместе, но потом она, кажется, куда-то исчезла: точно не помню.

Память - это вообще явление странное. Как трудно бывает что

нибудь запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запом

нишь одно, а вспомнишь совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь

с трудом, но очень крепко, и потом ничего вспомнить не сможешь.

Так тоже бывает. Я бы всем советовал поработать над своей па

мятью.

Я был всегда справедлив и зря никого не бил, потому что,

когда кого-нибудь бьешь, то всегда жалеешь, и тут можно перебор

щить. Детей, например, никогда не надо бить ножом или вообще

чем-нибудь железным. А женщин, наоборот, никогда не следует бить

ногой. Животные, те, говорят, выносливее. Но я производил в этом

направлении опыты и знаю, что это не всегда так.

Благодаря своей гибкости я мог делать то, чего никто не мог

делать. Так, например, мне удалось однажды достать рукой из

очень извилистой фановой трубы заскочившую туда случайно серьгу

моего брата. Я мог, например, спрятаться в сравнительно неболь

шую корзинку и закрыть за собой крышку.

Да, конечно, я был феноменален!

Мой брат был полная моя противоположность: во-первых, он был

выше ростом, а во-вторых, - глупее.

Мы с ним никогда не дружили. Хотя, впрочем, дружили, и даже

очень. Я тут чего-то напутал: мы именно с ним не дружили и всег

да были в ссоре. А поссорились мы с ним так. Я стоял: там выда

вали сахар, и я стоял в очереди и старался не слушать, что гово

рят кругом. У меня немножечко болел зуб, и настроение было не

важное. На улице было очень холодно, потому что все стояли в

ватных шубах и все-таки мерзли. Я тоже стоял в ватной шубе, но

сам не очень мерз, а мерзли мои руки, потому что то и дело при

ходилось вынимать их из кармана и поправлять чемодан, который я

держал, зажав ногами, чтобы он не пропал. Вдруг меня ударил кто

то по спине. Я пришел в неописуемое негодование и с быстротой

молнии стал обдумывать, как наказать обидчика. В это время меня

ударили по спине вторично. Я весь насторожился, но решил голову

назад не поворачивать и сделать вид, будто я ничего не заметил.

Я только на всякий случай взял чемодан в руку. Прошло минут

семь, и меня в третий раз ударили по спине. Тут я повернулся и

увидел перед собой высокого пожилого человека в довольно поно

шенной, но все же хорошей ватной шубе.

- Что вам от меня нужно? - спросил я его строгим и даже слегка

металлическим голосом.

- А ты чего не оборачаваешься,когда тебя окликают? - сказал он.

Я задумался над смыслом его слов, когда он опять открыл рот и

сказал:

- Да ты что? Не узнаешь, что ли, меня? Ведь я твой брат.

Я опять задумался над его словами, а он снова открыл рот и

сказал: