Избранное

— Кольцо не забыли? — шепотом спросил молодой ван дер Лайден Ньюленда. Совсем еще неопытный шафер, он был преисполнен сознания своей ответственности.

Арчер повторил жест столь многих виденных им прежде женихов — правой рукой без перчатки ощупал карман своего темно-серого жилета, убедился, что тоненький золотой обруч (на внутренней поверхности которого было выгравировано: «Мэй от Ньюленда…апреля 187… года») на месте, после чего принял прежнюю позу и, держа в левой руке цилиндр и жемчужно-серые перчатки с черной строчкой, продолжал стоять, глядя на церковные двери.

Под каменными сводами торжественно гремел генделевский марш; волны звуков несли с собою смутные воспоминания о многих свадьбах, во время которых он с веселым безразличием стоял на той же алтарной ступени, наблюдая, как другие невесты вплывали в неф навстречу другим женихам.

«Как похоже на премьеру в опере!» — подумал он, узнавая все те же физиономии в тех же ложах (нет, на тех же скамьях). Интересно, когда прогремит последний звук архангельской трубы, будет ли при сем присутствовать миссис Селфридж Мерри со своим неизменным высоким, как башня, плюмажем из страусовых перьев на шляпе и миссис Бофорт с неизменными бриллиантовыми серьгами и с неизменной улыбкой, и приготовлены ли уже им на том свете соответствующие места на авансцене?

После этого еще осталось время оглядеть одно за другим знакомые лица в первых рядах: женские, полные любопытства и волнения, мужские — хмурые от мысли, что предстоит еще переодевание во фрак, а потом битва за угощение на свадебном завтраке.

Жениху показалось даже, будто он слышит слова Реджи Чиверса: «Как жаль, что завтрак состоится у старухи Кэтрин. Правда, Лавел Минготт, кажется, настоял, чтобы — все блюда готовил его повар, и, значит, они будут хороши — если только удастся до них добраться». А Силлертон Джексон авторитетно заявляет: «Мой милый друг, разве вы не знаете? Завтрак будет сервирован на маленьких столиках, по последней английской моде».

Взор Арчера на мгновение остановился на левом ряде скамей, где его мать, которая вошла в церковь под руку с мистером Генри ван дер Лайденом, тихонько плакала под кружевной вуалью, спрятав руки в отделанную горностаем муфту своей бабушки.

«Бедняжка Джейни, — подумал он, глядя на сестру, — если она даже свернет себе шею, то сможет увидеть лишь самые первые ряды, где сидят, главным образом, безвкусно одетые Ныоленды и Дэгонеты».

По эту сторону белой ленты, отделявшей места для обоих семейств, он увидел красную физиономию Бофорта, который с высоты своего роста дерзко разглядывал женщин. Рядом восседала его супруга, вся в серебристых шиншиллах и фиалках, а на дальнем конце ленты виднелась прилизанная голова Лоренса Леффертса, который, казалось, стоит на страже «хорошего тона», этого невидимого божества, распоряжающегося всею церемонией.

«Интересно, сколько погрешностей острый глаз Леффертса заметит в ритуале своего кумира?» — подумал Арчер. Потом он вдруг вспомнил, что некогда и сам считал все это очень важным. Все, что прежде заполняло его дни, теперь казалось не то ребяческой пародией на жизнь, не то спорами средневековых схоластов о метафизических терминах, смысла которых никто никогда не понимал. Бурная дискуссия по поводу того, следует ли устраивать «выставку» свадебных подарков, омрачила последние часы перед свадьбой, и Ньюленд просто не мог понять, как взрослые люди способны доводить себя до исступления из-за подобных пустяков. В конце концов вопрос решила (отрицательно) миссис Велланд, со слезами возмущения заявив, что скорее пустит к себе в дом репортеров. А ведь было время, когда Арчер имел обо всем этом вполне определенное и довольно непримиримое мнение и когда все, касающееся обычаев и нравов его маленького клана, казалось ему исполненным поистине мирового значения.

«И все это время, — подумал он, — где-то, наверное, жили настоящие люди и с ними происходили настоящие события…»

— Идут! — взволнованно прошептал шафер; однако жених знал, что это еще не они.

Осторожно приоткрывшаяся дверь церкви означала всего лишь, что извозопромышленник мистер Браун (весь в черном, как и подобает дьякону, в качестве которого он теперь выступал) производил предварительный смотр своим войскам, прежде чем построить их в боевой порядок. Дверь снова бесшумно закрылась, затем, спустя еще какое-то время, ее торжественно отворили, и по церкви пронесся шепот: «Родственники!»