Избранное

Нанси не ошиблась — это действительно был герцог Ришелье, сидевший в коляске несколько боком, ибо на ягодицах у него образовались самые настоящие раны: дело в том, что накануне вечером, покидая в спешке улицу Ройяль-Сент-Онорэ, он захватил с собой десять тысяч франков в золотых луидорах, которые взял в субботу у господ Лаффит и Перрего, улица Мон-Блан, и монеты постепенно выскальзывали из маленьких кармашков пояса, ибо, себе на беду, он надел пояс вверх ногами, и получилось так, что от самого Парижа он скакал и галопировал на собственных луидорах, попадавших в кальсоны, в рейтузы и даже в сапоги. Сначала герцог никак не мог понять, что произошло, а когда наконец понял, то помочь горю было уже поздно: не переодеваться же под проливным дождем, собирать свои золотые, укладывать их на место, и все это в полном мраке. Так что в теперешнем своем состоянии он стал вполне безопасен для дам! И не мог же он, в самом деле, остановиться в первом попавшемся доме — ему нужен врач, нужны припарки и примочки; вот он и решил, прихватив с собой своих попутчиков, заехать к префекту, чтобы тот вызвал хирурга. Счастье еще, что в Бомоне удалось найти эту таратайку, и он отправился в путь вместе с маркизом де Тустен. Леоном де Рошешуар, бывшим своим управителем в Одессе, приходившимся ему племянником со стороны жены и в данное время служившим в черных мушкетерах, и господином де Мопеза, адъютантом Леона. Было, по всей вероятности, около половины второго.

* * *

В этот самый час маршал Макдональд находился на хорошо знакомом ему отрезке дороги, ибо как раз отсюда, свернув налево, можно было попасть в поместье Реньо де Сен-Жан-д’Анжели. Почти повсюду в этом крае были разбросаны поместья, символизировавшие собой неизменность того мира, к которому принадлежал и герцог Тарентский и который, возможно, он собирался покинуть. Куда заведет его эта погоня за убегающим королем? Неужели и впрямь придется оставить Францию? На это он никак не мог решиться. Поэтому он упорно молчал и не отвечал на восклицания генерала Гюло и своего адъютанта, который то и дело высовывался в окошко и громко восхищался пейзажем. Или вдруг говорил: «Интересно, что сталось с той дамой, с итальянкой…» Один неразрешенный вопрос занимал все помыслы Жак-Этьена: где же действительно находится сейчас король; он боялся, что его величество вдруг передумает и вместо того, чтобы ехать в направлении Лилля… С одной стороны — неутешительные вести насчет этой истории в Амьене, а с другой стороны — вообще ничему верить нельзя. Впрочем, что может сделать один вышедший из повиновения префект? Возьмет и нападет на королевский двор? Но кто из офицеров осмелится поднять руку на государя, коему они присягнули в верности? Это же чепуха! И однако, если Людовик XVIII следует в направлении Кале — что вполне вероятно, учитывая соблазнительную близость побережья и моря, — то, даже если он и не пожелает эмигрировать, все равно люди вообразят, будто он уже плывет в Англию… Сколько потребуется времени войскам, перешедшим на сторону Наполеона, чтобы пуститься в погоню за нами? Одно достоверно: нынче ночью император будет ночевать в Лувре.

Дорога почти неожиданно свернула в узкую лощину между двумя высокими откосами и пошла лесом мимо загородных домов. Приближался Прель, лежавший у подножия холма, растянувшись по меньшей мере на целую четверть лье. На минуту маршал подумал, почему бы ему не остановиться у Ланевиля. Ланевиль был его биржевым маклером, и неплохо было бы дать ему кое-какие распоряжения. Если даже придется покинуть пределы Франции, совершенно незачем, чтобы капиталы лежали втуне. Ланевиль вполне мог бы снестись с Альфонсом Перрего, его зятем, мужем его дочери Адели. Для этого в последнюю минуту надо было свернуть вправо: замок господина де Ланевиль стоял примерно в одной трети лье от дороги, в Нуантеле, очаровательном местечке, среди парка с боскетами и прудами неописуемой красоты, где с опушки Карнельского леса открывался вид на долину Уазы. Но неизвестно, застанет ли он Ланевиля в Нуантеле. Маршал не велел сворачивать вправо. И вправду, что сталось с госпожой Висконти? Так или иначе это был уже второй удар… Он произнес вслух: «Вернется к себе на бульвар Капуцинок…» И адъютант ошалело взглянул на Макдональда, потому что об итальянской даме он говорил минут двадцать назад и уже успел забыть свои вопросы. К тому же он не знал, что интересующая его дама живет на бульваре Капуцинок. Но он понял, что расспрашивать маршала сейчас не время: Жак-Этьен погрузился в свои мысли, его вновь охватил смутный страх.