Избранное

— Хорес — поэт, — сказала старшая гостья. Кожа небрежно свисала с ее скул, как тяжелая грязноватая бархатная драпировка, а в немигающих глазах, словно в глазах старой индюшки, было что-то хищное и слегка непристойное. — Поэтам многое прощается. Вы не должны этого забывать, Белл.

Хорес отвесил поклон в ее сторону.

— Такт никогда не изменял женскому полу, Белл, — сказал он. — Миссис Мардерс принадлежит к числу тех немногих известных мне людей, которые по достоинству оценивают профессию юриста.

— Полагаю, что этот бизнес не хуже всякого другого, — сказала Белл. — Что вы сегодня так поздно? И почему не пришла Нарцисса?

— Я имею в виду то, что меня назвали поэтом, — пояснял Хорес. — Юриспруденция, как и поэзия, — последнее прибежище хромых, увечных, слабоумных и слепых. Осмелюсь доложить, что Цезарь изобрел юристов, дабы оградить себя от поэтов.

— Вы так умны, — сказала Белл. Девица вдруг заговорила:

— Какая вам разница, чем мужчины мажут себе волосы, мисс Белл? Мистер Митчелл ведь лысый.

Миссис Мардерс засмеялась жирным, липким, длинным смешком и, не сводя с Хореса и Белл холодных, лишенных век глаз, продолжала звонко хохотать.

— Устами младенцев… — сказала она.

Девица переводила с одного на другого свои ясные, спокойные глаза.

— Пойду погляжу, нельзя ли мне сыграть сет, — сказала она, вставая.

Хорес тоже встал.

— Давайте мы с вами… — начал он, но Белл, не поворачивая головы, взяла его за руку.

— Садитесь, Франки, — скомандовала она. — Они еще не кончили. А вам вредно столько смеяться на пустой желудок, — обратилась она к миссис Мардерс. — Да садитесь же, Хорес.

Девица, стройная, с несколько угловатой грацией, все еще стояла, не выпуская из рук ракетку. Она бросила быстрый взгляд на хозяйку, потом опять повернула голову к корту. Хорес опустился на стул за спиною Белл. Рука ее незаметным движением скользнула в его руку и безвольно застыла, словно быстро выключив электричество, — так человек в поисках какого-нибудь предмета входит в темную комнату и, найдя то, что искал, тотчас же снова выключает свет.

— Разве вам не нравятся поэты? — спросил он как бы сквозь Белл.

— Они не умеют танцевать, — отвечала девица, не поворачивая головы. — Впрочем, они, пожалуй, ничего. Они пошли на войну — хорошие, по крайней мере. Один здорово играл в теннис, так его убили[52]. Я видела его портрет, а вот фамилию не помню.

— Ах, ради Бога, не говорите о войне, — сказала Белл, и рука ее шевельнулась в руке Хореса. — Мне пришлось два года подряд выслушивать Гарри — он объяснял, почему не мог пойти на войну. Как будто мне не все равно, был он там или нет.

— Он должен был содержать семью, — с готовностью вставила миссис Мардерс.

Белл полулежала, откинув голову на спинку кресла, и ее рука, спрятанная в руке Хореса, тихонько двигалась, словно изучая его руку, беспрерывно поворачиваясь, как самостоятельное, наделенное независимой волей существо, любопытное, но холодное.

— Некоторые из них были авиаторами, — продолжала девица. Прижавшись к столу худеньким невыразительным бедром, она стояла, держа под мышкой ракетку, и перелистывала журнал. Потом закрыла журнал и снова принялась наблюдать две стройные фигуры, метавшиеся по корту. — Я как-то раз танцевала с одним из молодых Сарторисов. С перепугу даже не спросила, который это из двух. Я тогда была еще совсем девчонкой.

— Они были поэтами? — спросил Хорес. — То есть тот, который вернулся? Второй, которого убили, насколько мне известно, действительно был поэтом.

— Автомобиль он, во всяком случае, водит здорово, — отвечала девица, продолжая смотреть на теннисистов. Курносая, с прямыми стрижеными волосами (она подстриглась первой в городе) — не темными, но и не золотистыми, она твердой загорелой рукой сжимала ракетку.

Белл шевельнулась и высвободила свою руку.

— Ну ладно, ступайте играть, — сказала она. — Вы мне оба действуете на нервы.

Хорес с живостью вскочил.

— Пошли, Франки. Сыграем с ними один сет.

Они вдвоем стали играть против обоих молодых людей. Хорес играл великолепно, безрассудно, но с блеском. Любой хороший теннисист, обладающий еще и хладнокровием, мог бы тотчас его обыграть — для этого достаточно было предоставить ему полную свободу действий. Но его противникам это было не по плечу. Фрэнки частенько просчитывалась, но Хорес всякий раз ухитрялся спасти положение, прибегнув к стратегии настолько дерзкой, что она скрывала слабость его тактики.