Избранное

— Нашел, — отвечал Гарри, вынимая ракетку. — Там можно будет иногда самому поиграть. Подальше от улицы, чтоб каждый встречный и поперечный не мог увидеть и зайти.

Но Белл уже снова погрузилась в чтение. Гарри отвинтил пресс и снял его с ракетки.

— Сыграю с ними один сет, а потом мы с вами сыграем еще один, пока не стемнело, — сказал он Хоресу.

— Ладно, — согласился Хорес. Он молча наблюдал, как Гарри тяжелым шагом входит на корт и занимает позицию. После первой подачи журнал в руках Белл зашуршал и шлепнулся на стол.

— Пошли, — сказала она, вставая.

Хорес встал и вслед за нею двинулся по лужайке в дом. На кухне возилась Рейчел. Они прошли по комнатам, куда все звуки доносились смутно и приглушенно и где в сгущающихся вечерних сумерках мирно поблескивала еле различимая мебель. Белл взяла Хореса за руку, прижала его руку к своему шелковому бедру и через темный коридор ввела его в музыкальную комнату. Здесь тоже было пусто и тихо, и она остановилась, вполоборота повернулась к нему, поцеловала, но тотчас отняла губы и пошла дальше. Он выдвинул из-под рояля скамейку, и, усевшись на ней, они поцеловались еще раз.

— Ты не говорил мне, что любишь, уже давно не говорил, — сказала Белл, касаясь кончиками пальцев его лица и спутанных мягких волос.

— Верно, со вчерашнего дня, — согласился Хорес, но тут же начал говорить, и она, прижавшись к нему грудью, слушала с каким-то жадным сладострастным невниманием, словно большая тихая кошка, а когда он кончил и нервными топкими пальцами принялся гладить ее по лицу и волосам, отодвинулась, открыла рояль и ударила по клавишам. Она играла наизусть популярные слащавые мелодии, которые можно услышать в любой оперетте, играла поверхностно, с пристрастием к приторным нюансам. Они долго сидели в полумраке, и Белл, снова погрузившись в вакуум мимолетной неудовлетворенности, воздвигала в нем искусственный мир, в котором двигалась она — романтичная, тонкая, несколько трагичная Белл, а Хорес сидел с нею рядом, наблюдая одновременно и Белл в придуманной ею самой трагической роли, и себя, Хореса, исполняющего свою собственную роль подобно старому актеру, у которого волосы поредели, уходящий в подбородок профиль расплылся, но который умеет молниеносно отозваться на любую реплику, между тем как актеры помоложе с черной завистью кусают себе пальцы за кулисами.

Вскоре до них донесся тяжелый топот в нечленораздельные раскаты голоса Гарри, который в сопровождении очередного гостя поднимался по лестнице к себе в ванную. Белл перестала играть, опять прильнула к Хоресу и впилась в его губы долгим поцелуем.

— Это невыносимо, — сказала она, быстрым движением головы отнимая губы от его рта. Оттолкнув от себя его руку, она громко ударила по клавишам, потом оторвалась от рояля и, запустив пальцы в волосы Хореса, с силой притянула его к себе, поцеловала, но тотчас снова отняла губы и проговорила:

— Пересядь подальше.

Хорес послушно отошел. Было уже почти совсем темно, и в полумраке виднелись только очертания ее фигуры — склоненная голова, трагическая неподвижная спина, и, глядя на нее, он вновь почувствовал себя молодым. «Мы все время неожиданно выскакиваем из-за угла, — подумал он. — Как подозрительные старые дамы, шпионящее за служанками. Или нет, скорее как мальчишки, которые пытаются перегнать марширующих солдат».

— Всегда остается развод, — сказал он.

— Как, еще раз выйти замуж?

Руки ее упали на клавиши, и аккорды слились и снова затихли в миноре. Над головой грохотали тяжелым стаккато шаги Гарри, от которых содрогался весь дом.

— Ты будешь никуда не годным мужем.

— Не буду, пока не женюсь, — возразил Хорес. Она сказала:

— Иди сюда, — и он подошел к ней, и в сумерках она показалась ему трагически юной и близкой и снова пробудила в нем щемящее чувство утраты, и он познал печальное плодородие мира и полную надежд безнадежность времени, обманывающую самое себя.

— Я хочу иметь от тебя ребенка. Хорес, — сказала она, и в эту самую минуту ее собственный ребенок прошел по коридору и робко остановился в дверях.

На мгновение Белл превратилась в безобразное, обезумевшее от страха животное. Стремительным грубым движением оторвавшись от Хореса, она изо всех сил ударила по клавишам, и инстинктивный порыв к самозащите охватил ее с такой безумной силой, что неотвратимо нарастающая волна отчаянной злобы, затопив вечерние сумерки, задела даже и Хореса.

— Поди сюда, Титания, — сказал он. Силуэт девочки вырисовывался в дверях.

— Ну, чего тебе? — В голосе Белл явственно зазвучали нотки облегчения.

— Пересядьте подальше! — зашипела она на Хореса. — Чего тебе, Белл?

Хорес отодвинулся от нее, но не встал, — У меня есть для тебя новая сказка, — проговори» он.

Но маленькая Белл все еще робко стояла на месте, словно ничего не слышала, и мать сказала ей:

— Ступай играть, Белл. Почему ты вернулась? Ужин еще не готов.

— Все ушли домой, — отвечала девочка, — мне не с кем играть.

— Тогда отправляйся на кухню и поболтай с Рейчел, — сказала Белл, снова ударив по клавишам. — Ты до смерти мне надоедаешь, слоняясь без деда по дому.