Избранное

Она встала, нашла свои боты и никак не могла надеть их, каждый раз промахивая ногой мимо, и нога плыла, как ватная. Ее опять потрясли за плечо, и она попыталась сказать: «Да иду же, видите — одеваюсь!» Громко закричала, но знала, что ее не слышат, потому что она спала тяжким сном и не могла проснуться. Встала, оделась, пошла опять по этой дороге между двумя высокими стенами оврага, но удивлялась, почему так легко идти и почему так затечно ноют ноги, да еще трудно дышать, словно какая-то тряпка накрыла нос и рот. И опять кровать покачало под ней, опять завыла сирена и, сделав над собой усилие, она все-таки очнулась.

Светало. Она лежала в длинной, с оштукатуренными белыми стенами комнате. Лампочка на шнуре тихо раскачивалась. Опять завыла сирена, и кровать качнулась так, будто просто кружится голова. Шкаф, стоявший рядом у стены, шевельнулся, раскрылась, заскрипев, дверца. «Дальняя бомбежка, что ли? — подумала она и вдруг сообразила: — Землетрясение». Она приподнялась и оглядела комнату, смятые койки были пусты, рюкзаки геологов и ее собственный валялись в углу. «Цунами», — вспомнила она слово, прозвучавшее во сне, почувствовала вдруг страх и желание выйти на улицу, чтобы убежать куда-нибудь, но потом подумала про Митю.

Перевернулась на другой бок, съежилась, потому что ей было холодно, потом вытащила из-под себя синее байковое одеяло, которым была накрыта койка, закуталась в него.

Наконец вернулись геологи, громко топая, походили по комнате, кто-то сказал: «А эта чокнутая тетка так и дрыхнет здесь».

7

Она встретила Митю в министерстве, там в очередной раз шла конференция «О повышении надежности и долговечности выпускаемых изделий». Увидела его в перерыве в буфете, он стоял впереди в очереди. Не сообразив даже сразу, она наткнулась на светлый затылок с завивающейся в ложбинке нестриженой косичкой, почувствовала страх под ложечкой, и вдруг что-то поднесло ее к нему, она потрогала его за рукав: «Здравствуй, возьми мне чаю и два бутерброда с икрой и рыбой». Словно не было никого вокруг, и почему-то она говорила на «ты», как с одноклассником. Митя обернулся, она услышала в его лице радость и тревогу, он ответил: «Ладно, занимай столик». Опять никого и ничего не видя и не соображая, бросила на свободный столик сумочку и шарф, подошла к Мите, взяла у него тарелку с бутербродами, а он нес два стакана чаю, и они неловко проталкивались между столиками, касаясь друг друга локтями, и словно бы их окружило какое-то непроницаемое электрическое поле.

Они сели, и она увидела, что он сильно похудел, щеки запали, а волосы надо лбом поредели. «Как ты живешь?» — «Я болел», — ответил он виновато, как ребенок. «Я знаю». Она стала прихлебывать чай и глядела, не отрываясь, только чувствовала, что кожа на лице и на шее горит пятнами и сердце колотится. — «Ты похудел очень, совсем молоденький». — «Специально старался, помнишь, как ты издевалась, что я толстый и преуспевающий?» — «Да…» — Она не могла уже ничего говорить, потому что кровь стучала в горле толчками и темнело в глазах. Вынула из сумочки сигареты, и он видел, как у нее дрожат руки когда она щелкает зажигалкой. Закурила, потому что не могла даже откусить от этого ее любимого бутерброда с икрой. А Митя торопливыми глотками пил чай и жевал хлеб, словно спешил. «Ты долго еще в Москве пробудешь?» — «Сегодня уезжаю», — по тому, как он покраснел, она поняла, что врет. «Позвони мне, — отчаянно выговорила она, видя, что он поднялся уходить. — Когда следующий раз приедешь, позвони. Запиши телефон!..» — «Да нет, — сказал он жестко. — Ты же знаешь, как я накоротке здесь бываю. Времени нет». — «Хоть просто так позвони! — жалко попросила она, поражаясь своему бесстыдству, навязчивости, жалкости и не желая ничего поделать с собой. «Я побежал, до свиданья», — Митя поцеловал ей руку.

Ушел, а она словно бы отходила с мороза: протекла по всему телу волна крови, — слушала себя оцепенело. Подсела Клавдя с чаем и тарелкой пирожных. «Кокетничаешь?.. Имей в виду, что он верный муж, у него жена и трое детей, младшему два года». — «У меня иные сведения, я завтра же еду в Киев устраиваться официанткой к ним в столовую».

Следующий раз она увидела его на торжественном собрании в Большом театре. Он был с толстой, коротко стриженой женщиной в платье из блестящей тафты. Сначала она не поверила, что это его жена, так они не гляделись рядом. Но он сам подошел к ним с Клавдей и познакомил. Потом они, группой человек десять, поехали в «Украину» и сидели до закрытия. Она опьянела, танцевала с Володей и Барановым и еще с кем-то, а Митя танцевал только с женой, каждый раз целуя ей руку, когда сажал на место. Уже совсем пьяная, она подошла к Мите, потянула его за рукав: «Идем танцевать! Не то я загроблю в цеху ваш заказ!» — «Я плохо танцую…» — отвечал Митя, не поднимаясь. «Все равно!..» На них уже смотрели от других столиков, и жена добродушно подтолкнула его, сказала по-украински, чтобы шел, а то шум подняли, люди смотрят. Митя послушно встал.