Избранное

усмешкой: - Ну да, ты, конечно, теперь начальник, я понимаю... ты

можешь... И все равно - не пойду, не пойду!

Смазчик закашлялся и схватился за грудь.

Я перепугался.

- Васюк, да что ты, что ты, успокойся!.. - Я взял его за руки,

усаживая. - Ведь я совет только тебе подал, по-товарищески. А не

хочешь - оставайся у правила. И кончен об этом разговор!

Он опустился на лафет. Я подправил фонарь и тоже сел. С минуту он

пристально глядел на меня и даже, чтобы лучше видеть мое лицо,

повернул меня руками к свету фонаря. Потом медленно убрал руки, видимо

убедившись, что я его не обманываю.

- Вот ты... - вдруг заговорил он, потирая руками колени и

медленно раскачиваясь, - ты все с этим правилом... А я должен

обязательно у пушки быть, понимаешь? Я хочу сам их всех видеть и сам в

них стрелять. Потому что... Нет, ты не поймешь этого...

Я слушал и действительно пока мало что понимал из его туманных

слов.

- Ты этого не поймешь, - продолжал он, вздохнув. - Потому что у

тебя наган на поясе и ты всегда можешь защититься... А я тогда, зимой,

без оружия был... совсем... Только масленка да пакля в руках. И вот...

Да... И вот их убили... - выговорил он, запинаясь и шепотом. - Вот

там, - махнул он рукой в темноту, - у второго товарного тупика, прямо

на рельсах расстреляли за забастовку. Обоих моих товарищей. И семьи у

них, детишки остались...

Я слушал его и ни о чем не спрашивал. Ясно, кто расстрелял

железнодорожников. Зимой здесь лютовали оккупанты. Пограничная

станция! Грабили народ по всей Украине, а эшелоны здесь шли: не

миновать Проскурова! Железнодорожники-то и забастовали.

Смазчик глубоко вздохнул и продолжал:

- А меня на тех самых рельсах - шомполами... Потому что я с

пустой масленкой ходил, только вид делал, что заправляю вагоны в

дорогу. Сто двадцать ударов шомполами. Ихний жандарм, когда уже меня в

память привели, сам мне счет объявил, по-русски. Это ведь они мне

чахотку сделали... Да я это только к слову, - вдруг как бы спохватился

он и быстро взглянул на меня. - Сила у меня еще есть, ты не думай.

Я тихонько обнял его и придвинул к себе.

- Отомстить я должен за малых сироток... и за всех за нас, и за

себя... - проговорил он совсем тихо, как бы сам с собой.

Смазчик неожиданно встал:

- Ну, пойду покурить! Так ты уж, пожалуйста, не трогай меня у

правила... А силы у меня, брат, еще хватит!

Он по-военному притронулся рукой к козырьку фуражки и пошел из

вагона.

x x x

Наконец-то окончилась наша затянувшаяся стоянка! Явился связист и

передал мне боевое приказание комбрига: взорвать входную и выходную

стрелки на станции и покинуть с бронепоездом Проскуров.

Я сразу начал расчищать у фонаря место, чтобы приготовить

подрывные заряды.

"Вот, - думаю, - кстати вышел случай. Покажу команде, как

подрывники действуют!"

Я окликнул дремавших на ящиках артиллеристов. Велел им убраться в

сторону и не курить.

Матрос, узнав, в чем дело, не дожидаясь моего приказания, побежал

в пулеметный вагон за подрывными припасами. Вслед за ним перемахнул

через борт смазчик.

Принесли мне мешок, я распаковал свое подрывное имущество и,

подсев к фонарю, начал готовить пироксилиновые заряды и зажигательные

трубки к ним из капсюлей и бикфордова шнура.

Опытный подрывник всю работу проделывает в несколько минут -

пальцы у него так и мелькают. У меня такой сноровки еще не было, но

приходилось поторапливаться. Командир бригады дал мне всего один час и

на взрывные работы, и на отход от Проскурова. Ровно через час он

ожидал уже от меня донесения с новой позиции, с тылового разъезда.

Я возился на полу, поглядывая по временам на артиллеристов. Все

пятеро послушно стояли в отдалении, следя за моими руками.

Наконец все было приготовлено для взрыва. Я стал собираться в

путь.

- Можно, что ли, с тобой? - сказал матрос.

- Давай пойдем. Поможешь.

Зажигательные трубки я осторожно уложил в фуражку, фуражку надел

на голову; матрос взял заряды, и мы пошли, прихватив с собой винтовки.

Шагаем по шпалам в темноте.

Гляжу - и смазчик за нами увязался. Я его остановил и не пустил

дальше.

- Васюк, - говорю, - для тебя тоже дело есть.

И я послал его к Панкратову с приказанием снять боевое охранение.

Смазчик вернулся к поезду.

Станция была уже совсем пуста. Нигде не оставалось ни одного

человека, снялся уже и полевой пункт связи. Кругом был мрак - сплошная

черная яма. А где-то впереди, за семафором, а может быть, уже и ближе,

таился враг... Мы ступали осторожно, стараясь не вызывать никакого

шума. Каждый камешек, выскальзывавший из-под ног, заставлял нас

замирать на месте и прислушиваться.

Мы пробирались с винтовками наперевес через путаницу запасных

путей.

- Если напоремся на белых, - шепнул я матросу, - сразу оба

вправо: ты стреляй, а я тем временем изготовлюсь и метну в них заряд,

угощу пироксилинчиком...

- Есть рулить вправо... - шепнул в ответ матрос.

Но все обошлось благополучно, и мы добрались до входной стрелки.

Отсюда по насыпи рельсовая колея уходила к противнику.